Александр Житинский "Хеопс и Нефертити (5)
"

Автор | Александр Житинский |
Изд-во | Геликон Плюс |
5. Аветик Вартанович
Близилось начало сборки Нефертити, а я все не мог проникнуться величием идеи. Да что там величием! Я не понимал саму идею. Обывательские слухи относительно сельскохозяйственной направленности нашего слона были досужим вымыслом. У нас ведь чуть что — сельское хозяйство вспоминают. Я не принимал слухи всерьез.
Вдобавок меня мучило какое-то подспудное беспокойство. Какие-то моральные угрызения. Я не понимал их причины, но мысль о том, что мы бесцеремонно вторгаемся в область живого, угнетала меня. С одной стороны, я был приучен к всемогуществу человеческого гения, а с другой — интуитивно ощущал тайну жизни.
Какая там тайна! Мозг на интегральных схемах, питание организма происходит посредством преобразования химической энергии в электрическую, сердце-насос охлаждает слона. Да-да, в сосудах Нефертити должна была течь обыкновенная дистиллированная вода. Глаз был на фотоэлементах.
Ну, допустим, мы выполним задание министерства и сделаем слона, внешне не отличимого от настоящего. А дальше?..
После долгих раздумий философского характера я решил пойти к Папазяну. Я разыскал его домашний адрес, купил две бутылки армянского вина и субботним вечером отправился в гости.
Мне повезло. Папазян был дома.
Аветик Вартанович несколько постарел и обрюзг. С первого взгляда было ясно, что в его семейной жизни изменений не произошло. Он узнал меня сразу и без лишних слов пригласил в комнату.
Холостяцкое жилище Папазяна было увешано фотографиями зверей. Папазян уселся на тахту и оказался на фоне стены. Его большая голова потерялась среди зверей.
— Вот какой Тиша стал, совсем большой, — ласково бормотал Папазян, поглядывая на меня.
— Аветик Вартанович, у меня к вам серьезный разговор, — сразу начал я, доставая из портфеля вино. Аветик шумно вздохнул и отправился на кухню. Он принес кусок сыра и два стакана.
Я налил вино в стаканы, мы тепло чокнулись и выпили.
— Слушаю тебя, дорогой, — сказал Папазян.
— Я сейчас работаю в КБ у Монзиевского, — начал я. — Вы что-нибудь знаете о нашей организации?
Папазян испустил короткий стон. Его лицо стало скорбным.
Он почмокал губами, покачал головой и сказал:
— Лучше бы я не знал. Докатился Тиша, да? Так любил зверей, ай-яй-яй! Живого слона решил смастерить, какой молодец!
— Ага, значит, вы уже знаете? — сказал я с облегчением. Мне удалось избежать разглашения.
— Я знаю? — возмутился вдруг Папазян. — Куда бы вы без Папазяна? Но я Карлуше сразу сказал: «Ничего у тебя, дорогой, не выйдет. У Господа Бога вышло, да и то один раз...»
— Карлуша — это... — осторожно начал я, догадываясь.
— Ну Карл ваш, Карлуша, я же говорю...
— Аветик Вартанович, я же ничего не знаю! Ей-богу! Зачем, что, почему? Не понимаю... — заныл я.
Папазян отхлебнул вино и прикрыл глаза, прислушиваясь, как оно совершает легкий путь в организм.
— Карлуша... — медленно начал он, не открывая глаз, — хочет... Он хочет...
Тут раздался звонок в дверь. Папазян пошел открывать.
«Карл пришел», — почему-то мелькнуло у меня в голове.
И действительно это был Непредсказуемый, которого, таким образом, мне удалось предсказать впервые.
Он вошел в комнату по-свойски. Видимо, не раз здесь бывал. Из-под мышки у Карла торчала бутылка армянского коньяка «три звездочки», а в руках был пакет с яблоками. Мы с Карлом сделали вид, что встреча нас не удивила. Оказалось, что Монзиевский и Папазян — старые друзья, еще с войны.
Непредсказуемый уселся за стол и открыл коньяк.
— Понимаешь, Карлуша, это мой бывший ученик, — словно извиняясь, сказал Папазян.
— Я знаю, — сказал Карл. — Именно поэтому я сделал его начальником отдела. Так чего же хочет бывший ученик?
Я, как часто со мной бывает, потерял способность связно говорить и начал мямлить, как выражается моя мама.
— Да я... Со слоном, значит... Мне непонятно...
— Что именно? — спросил Карл.
— Вот-вот! — оживился Папазян. — Объясни, Карлуша, своему сотруднику. Я думал, у вас все знают, да?
— Что ты говоришь, Аветик? — с мягким укором сказал Карл. — Давайте выпьем за нашу Нефертити, которая будет лучшей и умнейшей слонихой в мире.
— Чучело, — буркнул Папазян.
— Ошибаешься, Аветик.
— Электронное чучело, — упрямо повторил Папазян.
— Ну, мы посмотрим. Ладно?.. За Нефертити!
Мы выпили за Нефертити, и Карл, встав из-за стола, принялся расхаживать по комнате, весело поглядывая на фотографии зверей. Затем он потер ладони одна о другую и начал говорить.
— Чем человек отличается от животного? — сказал Карл и посмотрел на носорога. — Разумом? Способностью трудиться? Способностью изготовлять орудия труда?.. Нет, нет и нет! Прежде всего — языком. Наличием второй сигнальной системы. Это раз... Передовая наука, — сказал он гордо, так что сразу стало понятно, кто ее олицетворяет, — передовая наука давно пришла к выводу о принципиальной неразличимости естественного и искусственного интеллекта. Это значит, что мы можем построить машину, не отличимую по интеллектуальным параметрам от человека или животного.
Карл сделал жест рукой, объединяющий зверей на стенах и нас с Папазяном.
— Следовательно, — продолжал он, снова наливая коньяк и возобновляя прогулку по комнате со стаканом в руке, — следовательно, пришла пора распространить вторую сигнальную систему на все живое. Мы не можем научить зверей и птиц говорить. Такие попытки были и закончились неудачей. Но мы можем создать искусственный организм, снабдить его человеческим языком и использовать в качестве переводчика между нами и животным миром. Говорящие птицы, рыбы, говорящие собаки и слоны — насколько они расширят наши возможности и объединят все живое на основе человеческого языка!
Карл сделал паузу, обвел нас взглядом и отхлебнул коньяк.
— Пятая колонна, — сказал Папазян. — Шпионы в животном мире.
— Я тебе удивляюсь, Аветик, — сказал Карл.
— Обман получается, — твердил Папазян.
— Поразительная узость мышления! — вскричал Карл. — Тебе не нравится торжество разума? Зачем ты цепляешься за идеалистические штучки? Разум настолько могуч, что может познать себя до конца и воспроизвести искусственно.
— Дорогой, ты понимаешь себя до конца?
— Что касается логики мышления — да! — заявил Карл. — Эмоции и желания мне не всегда понятны, но я стараюсь управлять ими. Или пренебрегаю.
Папазян с сомнением почмокал губами.
— Вам-то, надеюсь, это понятно, Тихон Леонидович? — спросил Карл.
— Да! — с готовностью вслух ответил мой разум. «Не совсем», — уклончиво отвечали про себя чувства.
— Ну и прекрасно. А он, — Карл кивнул на Аветика Вартановича, — убедится в нашей правоте после испытаний Нефертити.
— Но почему все же именно слон? — спросил я.
— Достаточный объем для размещения аппаратуры. С миниатюризацией у нас пока еще неважно. Попробуйте-ка сделать искусственного комара, — сказал Карл. — Это первое... Высокий интеллект естественных слонов, избранных для контакта. Это второе. И, наконец, третье — имеется удобный объект для общения по кличке Хеопс в хозяйстве Аветика Вартановича.
— Ох, Карлуша... — покачал головой Папазян.
— За что я тебя люблю? — засмеялся Карл, садясь на тахту рядом с Папазяном и обнимая его за плечи. — Что-то в тебе есть, Аветик, ей-богу! Давай выпьем!
Я шел домой. Армянский коньяк переливался во мне всеми цветами радуги. Я испытывал эйфорию. Идея Карла о контакте с животным миром показалась мне чрезвычайно заманчивой и даже благородной. Это стояло в одном ряду с проблемой контакта между цивилизациями. Электронные звери, не отличимые от настоящих, распространяются по земле, рыбы поплывут в океанах. Они не только собщат нам о своих живых братьях, но и расскажут им о людях на своем языке. Мы объединимся и поймем друг друга до конца.
Перед самым домом дорогу мне перебежала черная кошка.
— У, зараза! — крикнул я, пытаясь догнать и пнуть ее ногой.
Нет, нелегко нам будет наладить контакты!
Когда мы прощались, Папазян шепнул мне, чтобы я зашел к нему завтра в зоопарк. На следующее утро я отправился. Папазян ждал меня в своем маленьком кабинете. Без долгих разговоров мы пошли к Хеопсу.
Был жаркий летний день. В зоопарке бегали дети с мороженым. Возле вольера Хеопса была плотная толпа. Хеопс неподвижно стоял поодаль, глядя поверх людей. Его приманивали булками и конфетами, звали к ограждению, но он оставался безучастен. Хобот Хеопса раскачивался, будто тяжелая цепь.
— Думает, — сказал Папазян, посмотрев на слона с грустной любовью.
— О чем? — спросил я.
— О чем, Тиша, все думают? О счастье... Вот сделаете вашу слониху, она вам и расскажет, о чем слоны думают.
Дети бросали Хеопсу конфеты. Слон нехотя подобрал одну, отправил в рот и побрел к ограждению, как на службу. Толпа заволновалась, в слона полетели булки.
— Одинокий он... Старый стал, совсем одинокий, — сказал Папазян, и глаза его подернулись влагой. — Скучно ему, Тиша, понимаешь? Я потому согласился, что жалко его.
— На что согласились? — не понял я.
— На контакт согласился, — важно сказал Папазян. — На контакт. Слониху вашу поместят к нему для общения. Я тебя прошу по-дружески — следите за ней. Боюсь, обидится Хеопс, не переживет. Подсунем куклу вместо человека... то есть слона. Помягче ей характер сделайте, поласковее, Тиша. Понимаешь?
Аветик Вартанович волновался и сопел, глядя, как Хеопс вяло расправляется с булками.
— Думаешь, ему булки хочется? Он тактичный слон, Тиша. Людей не хочет обижать. Люди пришли в воскресенье, хотят слона кормить, радоваться хотят. Он работает...
Мы прошли вдоль клеток и вольеров. Папазян отдувался, бормотал что-то, иногда делал в блокноте какие-то пометки. Звери провожали его глазами.
— С другом и в клетке хорошо, — сказал Папазян. — Можно жить... Жить можно.
Он остановился у клетки, где жили лев с львицей.
— Ахиллес Бенедиктович, дорогой, какие жалобы? — обратился он ко льву. — Мясо свежее?
Лев зевнул и сделал движение, будто пожал плечами.
— Из Ростова пишут, у сына львенок родился. Дедушкой стали, поздравляю, — серьезно сказал Аветик.
Лев посмотрел на львицу с затаенной любовью. Она подошла к нему и легла рядом.
— Он понимает? — спросил я.
— Ш-ш! — приложил палец к губам Папазян, поспешно отводя меня от клетки. — Обидится смертельно! Подумает, что Аветик профанов к нему водит, — зашептал он. — Прости, пожалуйста! Он все понимает. И все они — всё понимают, — внушительно произнес Папазян.