Александр Житинский "Фигня (42)
"

Утром проснулись и обнаружили себя в двух соседних коттеджах, а точнее, дачных летних домиках. У каждого было по комнатке со всем необходимым: койка, стол, стул, тумбочка. Обстановка лагеря улучшенного режима.

Кстати, проснулись от того, что за окном свистал соловьем Биков. Свежий, как огурец. Будто не было вчера никакого коммюнике.

Ольга распахнула окно.

— Чего тебе? — не слишком любезно спросила она.

— Экскурсия в программе. Перес велел показать деревню и познакомить с членами кабинета.

— Так они ж вчера знакомились.

— Никто ничего про вчера не помнит. С утра надо знакомиться, — резонно возразил Биков.

Офицеры привели себя в порядок, то есть побрились и глотнули по сто граммов из бутылки Заблудского, которую тот украл вчера со стола на полном автопилоте, и вышли на свежий воздух.

В сельве ухали какаду. Где-то вдали перекликались гамадрилы.

Биков повел гостей по деревне.

Вся она состояла из однотипных дачных домиков, живописно разбросанных между деревьями. К дверям каждого домика были прикреплены таблички «Министерство юстиции», «Министерство самолетостроения», «Министерство сельского хозяйства» и тому подобные. После вчерашнего банкета министры находились на своих рабочих местах и приводили себя в порядок кто чем.

— ...А здесь — министерство торговли, — указал на коттедж Дмитрий. — Министр — бывший директор овощебазы. Проворовался, получил восемь лет с конфискацией, посидел, попал под амнистию, эмигрировал... Очень толковый специалист.

Он постучал в дверь. На пороге появился пожилой печальный еврей в лапсердаке.

— Здравствуйте, Илья Захарыч, — сказал Биков, пожимая ему руку. — Знакомлю гостей, так сказать...

— Охотно отвечу на ваши вопросы, — сказал старик.

— Как идет торговля? — тут же спросила Ольга.

— Я не торгую. В Касальянке нет ни одного магазина, — скорбно сказал старик.

— А с другими странами?

— Это спросите в министерстве внешней торговли. Второй поворот направо, — указал он.

— А как же население? Жители? — не унималась Ольга.

— Все распределяет Яков Вениаминыч. Ну, а мне спокойней. Не проворуешься, отчетность упрощается... Впрочем, у меня есть маленькая лавочка. Для души, — сказал он таинственно, делая приглашающие знаки.

Ольга вошла в коттедж первой, за нею Вадим и Иван. Остальные не поместились, толпились в дверях.

Старик указал на миниатюрный прилавок с витриной, зашел за него, надел черные нарукавники.

— У вас какая валюта? — спросил он.

Интерполовцы переглянулись.

— У меня есть три франка, Исидора дала, — сказала Ольга.

— Прекрасно! — просиял старик. — По официальному курсу это соответствует тридцати бабкам. У нас деньги называются бабками, это Перес ввел... Давайте я вам обменяю.

Он отсчитал Ольге шесть бумажек по пять бабок. На каждой был портрет Переса.

— А теперь — покупайте, покупайте! Я уступлю, — старик засуетился, заулыбался — видно, давно не занимался профессией.

Ольга склонилась над витриной.

— Так. Мне, пожалуйста, зубную пасту, щетку, мыло...

— Оля, сигарет, — жалобно попросил Иван.

— И сигарет. Вот этих. Две пачки.

— Двадцать восемь бабок. У вас еще две бабки, — сказал старик.

— Попридержи, — распорядился Иван. — Пригодятся.

Они поблагодарили старика, вышли из министерства и тут же поспешно закурили. Биков благодушно наблюдал за ними, он был некурящий.

Прошли мимо министерства обороны, где, судя по звукам, банкет еще продолжался, но как-то тяжело, угрюмо. Все время что-то падало — то тело, то посуда. Туда не пошли.

— Почему Перес назначил военным министром Федора, а не Максима? — спросил Вадим. — Максим явно интеллигентней.

При этом покосился на Ивана. Но Иван тонкостью не отличался, пропустил мимо ушей.

— Федор суворовское училище кончал, — пояснил Биков.

Алексей Заблудский бочком-бочком отделился от компании и исчез в густых зарослях тропических кустарников.

Он пошел наугад, что-то выискивая. Наконец продрался через колючки и вышел к домику, на котором было написано «Министерство финансов», а чуть ниже рукописное объявление: «Рубли на бабки не меняем!»

Алексей взошел на крыльцо, постучал в дверь, роясь в кармане куртки левой рукой.

— Войдите! — раздался голос изнутри.

Заблудский вытащил из кармана деньги — гонорар чилийской сборной — и решительно вошел в министерство. Из всех интерполовцев он один был при деньгах, почему и отделился от товарищей в надежде потихоньку поменять валюту.

На кровати в одних трусах, положив ноги в кроссовках на спинку, лежал молодой, чрезвычайно загорелый человек с бородкой.

— Вы министр финансов? — спросил Алексей.

— Бабки понадобились? — осведомился тот. — Что меняете?

— Франки.

— Курс — один к пятидесяти, — сказал министр.

— Надо же, в министерстве торговли поменяли один к десяти! — удивился Алексей.

— Илья Захарович вас надул. Это курс прошлого месяца. Я его за это оштрафую, — сказал министр, доставая из тумбочки жестяную коробку для чая. — Сколько будете брать?

— На пять франков. А какая здесь цена водки?

— Полбанки за полбабки можно купить.

Заблудский просиял. Такая цена его устраивала.

— Двести пятьдесят бабок... — министр отсчитал банкноты. — Скажите, чего вы сюда приперлись? Будете наниматься к Пересу?

— Не знаю... — замялся Заблудский.

— По какой статье сидели?

— Не понимаю... Я из комитета по культуре...

— Место председателя комитета вакантно, учтите. Жаль, что не сидели, опыта мало.

— А вы... сидели? — робко спросил Алексей.

— Обижаете! Статья восемьдесят восьмая, незаконные валютные операции. Пять лет с конфискацией.

Заблудский пересчитал деньги, поблагодарил и, уходя, уже в дверях обернулся.

— Скажите, а где народ? Кругом одни министры...

— Черт его знает! Народа я не видел, — сказал министр, плюхаясь на койку и принимая прежнее положение. — Да не больно он нужен! Говорят, где-то за лесом... — махнул он рукой в сторону.

< Назад | Далее >