Александр Житинский "Хранитель планеты (17)
"

17. Разговор с историком

Дмитрий Евгеньевич чуть не прослезился, когда нас увидел. Засуетился, пальтишко с Катьки снимает.

— Дети вернулись... — бормочет. — Счастье-то какое! Я так за вас волновался. Живы-здоровы... И с ПИНГВИНом...

Он проводил нас в кабинет, крикнул жене и дочери, чтобы нас покормили быстренько. В кабинете поставил перед ПИНГВИНом книгу «Наполеон Бонапарт», чтобы птицу подпитать информацией. Нас с Катькой на диван усадил.

— Ну рассказывайте! Здесь ходят дикие слухи.

А жена с дочкой уже котлеты несут с макаронами, чай, бутерброды с сыром... Мы с Катькой как накинемся! Давно нормальной еды не видали. В Японии все крабы да кальмары.

— В общем, все в порядке, — говорю я, а сам жую. — Японцы отнеслись к нам неплохо, хотя и пытались купить с потрохами...

— Вот-вот! Этого я и боялся! — воскликнул Дмитрий Евгеньевич.

— Но мы не поддались и удрали! — сказал я.

— Они со мной тоже долго беседовали, чтобы я на Бепса повлияла, — вдруг призналась Тимошина.

— Что же ты им отвечала? — заинтересовался историк.

— Я сказала, что лучше у себя дома в бетонной трубе сидеть, чем у них в Японии — в видеобаре!

— Это ты правильно, Катюша... Хотя и дома лучше было бы не в трубе сидеть. Надоели эти трубы... — проворчал Дмитрий Евгеньевич. — Давайте-ка рассказывайте подробно. С самого начала.

И я ему рассказал с самого начала: и про сад камней, и про отель, и про пресс-конференцию...

Смотрю, у нашего Дмитрия Евгеньевича глаза опять стали влажными. За платком в карман полез.

— Я читал твои слова в «Морнинг стар», — говорит. — Это газета английских коммунистов, я ее регулярно читаю. Порадовался за тебя. Действительно, дело это новое — планету хранить. Не грех и поучиться...

— А в наших газетах печатали? — спрашиваю.

— Нет пророка в своем отечестве, — опять вздохнул историк.

— Чего? — спросили мы с Тимошиной разом.

— Пока не видел, — сказал он.

Ну, я дальше рассказываю, как отправил домой Бубликова с Панасоником, японцам сцену попортил... Дмитрий Евгеньевич улыбается, головой качает. Я и про фирму «Тошиба» рассказал, как мы оттуда деру дали, и, наконец, как от милиции улетели.

— Вот мы и здесь, — говорю. — А у вас какие новости?

Дмитрий Евгеньевич нам поведал, что после нашего отлета в Японию трубы с пустыря убрали. Включая и ту, нами испорченную, из которой мы кусок прихватили. В школе со всеми беседовали — с учителями и ребятами: не имел ли я намерений бежать за границу. Когда узнали из японских газет, что мы с Тимошиной там, маму срочно попросили написать письмо в редакцию...

— А что я больной, ее тоже попросили написать? — спросил я.

— Нет, это она сама, — сказал Дмитрий Евгеньевич.

У меня на душе совсем муторно стало. Как представил, что опять придется всем доказывать, что я не верблюд... Ох-хо-хо...

Историк на часы посмотрел.

— Давно вы из Японии? — спрашивает.

— Часа не прошло, — говорю.

— Прекрасно. Давайте-ка по домам. Здесь, вероятно, еще не знают о вашем исчезновении из Токио. Но скоро узнают. Вам надо поговорить с родителями, пока не явятся из министерства, редакций и еще откуда-нибудь. Нужно родителей убедить.

— Как же их убедишь? — спрашиваю.

— Вот уж не знаю. Покажешь маме ПИНГВИНа, расскажешь обо всем. Должна же она понять, что у тебя такая миссия!

— Дмитрий Евгеньевич, пойдемте со мной. Вам она больше поверит, — взмолился я.

Историк насупился, помолчал.

— Боренька, вы должны меня понять, — он опять на «вы» перешел. — Вы уже не тот Боря Быстров, что были два месяца назад, когда впервые прилетел Марцеллий. Вы сделали первый шаг на пути к Хранителю. Вы сказали миру, как собираетесь нашу планету хранить. Вы сказали, что на ее звездном пути есть цель...

— Я это сказал? — испугался я.

— Да, именно так было написано в «Морнинг стар»... И вы хотели бы узнать эту цель. Вы показали миру, что вас не интересуют деньги, почести, райская жизнь...

— Когда я это показал? — испугался я.

— Ну вы же вернулись домой! — рассердился историк. — Вы вернулись к себе, и вам здесь тоже предстоит на каждом шагу доказывать истинность вашего призвания. И никакие поводыри вам не нужны!

— Дмитрий Евгеньевич, я не понимаю! Вы как-нибудь попроще! — взмолился я.

— Не могу я тебя за ручку водить! — опять рассердился историк. — Ступай к маме и действуй сам. И дальше сам! Сам! Понимаешь? Я могу тебе только что-то посоветовать, но ты сам должен решать — следовать моему совету или нет. Вот так.

Я задумался. Со стены смотрел на меня портрет бородатого старика, отца Дмитрия Евгеньевича, бывшего Хранителя планеты. И Пушкин, и Толстой, и Данте смотрели на меня со стен, будто чего-то ждали от меня.

Я встал.

— Катюша, иди домой, поговори с мамой. А я пойду к своим... Нам должны поверить.

— Я вам советую оставить у меня дудочку Марцеллия, — сказал историк. — Мало ли... У вас могут ее попросить... Отобрать...

— Хорошо, я согласен.

— Борька, как же они нам поверят... без дудочки? — спрашивает Катюша.

— Я Хранитель, Катя. В меня должны поверить без волшебства, — сказал я.

Я посадил ПИНГВИНа в картонную коробку, которую принес Дмитрий Евгеньевич, и мы с Катей ушли.

Расстались мы на нашем пустыре. Бетонных труб и в самом деле уже не было, площадку разровняли бульдозерами и даже воткнули кое-где чахлые деревца. Я на минутку включил телевизор в часах. Шла программа «Взгляд». Ведущие говорили о нас с Катькой и обещали связаться с корреспондентом в Японии, чтобы он рассказал, как мы там себя ведем.

Но мы были уже здесь. Дома.

< Назад | Далее >