а.ж. "Беседы РД: А.Григорян"

Беседы РД: АРМЕН ГРИГОРЯН

27 ноября 2004 г.

РД. С каким чувством ты вспоминаешь тот период, который принято называть «золотым временем русского рока»?

АГ. Это просто вся моя жизнь. Благодаря тому времени, питерскому движению, так называемой «магнитоальбомной культуре» из музыки удалось сделать ту капсулу КРЕМАТОРИЯ, благодаря которой я и передвигался по жизни всё это время. Если бы я начинал сейчас, я тебе совершенно точно могу сказать, я вряд ли что смог бы сделать. Сейчас нужно как-то прогибаться, подходить под формат радиостанций, влезать с деньгами в этот чертов шоу-бизнес. А тогда мы ничего не делали, чтобы популяризировать себя. В голове существовали лишь романтические ощущения. Мы играли тяжелую музыку, хард-рок, считали, что это настоящее, а гитарные песенки домашние — так, для друзей и подруг, но я даже не думал, что они могут быть еще кому-то интересны. Это сейчас мы встречаем в каждом городе, куда мы приезжаем, по двадцать Хабибулиных, Тань , Эльз и Кондратиев, а тогда это были лишь музыкальные портреты колоритных персонажей из ближайшего окружения. У нас получилось все случайно. Мы только сбросили информацию на магнитофон, она заинтересовала людей, которые занимались распространением и пропагандой подпольного тогда, доморощенного нашего рок-н-ролла. Это сейчас надо себя навязывать. А тогда мы просто записывали песни, и люди сами искали нас. Так, в общем-то, все эти группы и вылезли. И благодаря этому — мы вовремя родились, наверное, и было какое-то количество интеллигентных людей, которые обратили на нас внимание, в том числе и ты, и журнал «Аврора» — в Питере интереса к альтернативе было больше, чем в Первопрестольной, потому что Москва всегда была попсовым городом. Так постепенно музыка стала смыслом жизни.

РД. То есть поначалу ты даже не думал, что музыка превратится в профессию?

АГ. Ты же понимаешь, что если человек называет группу КРЕМАТОРИЙ, то он о перспективах не думает вообще.

РД. Да, помню, какое-то время это было даже КРЕМом...

АГ. То есть, мы тогда не думали, что это может продлиться долго, КРЕМАТОРИЙ назвали просто в пику официально существующим «Веселым гитарам», «Голубым ребятам» и т.д. Но потом имя стало жить. Песни стали жить сами по себе, а кастрировали КРЕМАТОРИЙ телевизионщики в связи трансляцией по ЦТ дебютного клипа.

РД. Я думаю, что тебе удалось слово «крематорий» как-то освежить, что ли, ободрить... Снять с него тяжелую мрачность, потому что существует замечательный КРЕМАТОРИЙ, ну и что?..

АГ. Нет, фонетически слово очень красивое, но, конечно, тяжелое очень. Но сама музыка, песни сделали нас таким «веселым ансамблем» — такая типа хорошая группа с плохим названием.

РД. Ну, насчет веселой музыки — я бы так не утверждал. Это такой поверхностный слой, связанный с твоими мелодиями. Потому что совсем легко о смерти нельзя.

АГ. Да, «Маленькую девочку», например, народ распевает как очень веселую песню, а если вдуматься, там все гораздо трагичнее... Я в глубине души считаю, что мы группа довольно многослойная. Но я стараюсь никак это не выпячивать, а наоборот. Мне очень важно в первую очередь донести до слушателя самоиронию, которая настраивает на дружеский лад, располагает людей. Она тот ключ, который открывает дорогу дальше, вглубь, в то здание КРЕМАТОРИЯ, которое находится внутри. До сих пор в народе остались те самые простые песни КРЕМАТОРИЯ — «Эльза», «Мусорный ветер», «Клубника со льдом», «Кондратий», «Таня» — такая «великолепная пятерка» и вратарь «Хабибулин». А когда мы пишем более сложные вещи — скажем, альбом «Зомби», то его тоже знают, но это уже следующая дверь. А так все нас знают именно по этим песням. И я не могу понять почему. Вот уже и поколение сменилось, и страна уже другая, не знаю. Может, они находят в них какой-то другой план, который я в эти песни не вкладывал. Знаешь, я сейчас, если хочу послушать что-то из русского рока, то ставлю Майка или Цоя, они ведь тоже были музыкально довольно просты, но мне нравится эта простота.

РД. Да, эта простота оказалась живучей всего.

АГ. Особенно Цой — все уж очень примитивно, одна палка, два струна, три аккорда, — а оказались такими живучими. Его слушают до сих пор. Я ехал по Питеру — везде «Цой жив»... Ведь любой писатель или композитор, если его читают или слушают хотя бы лет десять после его смерти, уже по праву считается выдающимся. И это очень серьезно...

РД. Мне кажется, что у тебя довольно уникальное положение: ты в шоу-бизнес не влезал, а группа по-прежнему как-то на плаву — как бы сама по себе.

АГ. Видимо, это черта моего характера: с одной стороны, я эгоист, а с другой — я совершенно не терплю фальшивых отношений. А в шоу-бизнесе эта фальшь существует, очень сложно общаться. Вот я тебе расскажу, были такие посиделки. Собрали всех именинников — Стрельцов по гороскопу, испекли пирог, стали всех поздравлять... И там очень много было поп-исполнителей: Кай Метов, Юрий Антонов,
кто-то из группы НА-НА. Мне ни кусочка от этого торта не досталось, налетели попсятники и все разобрали. И потом к моему столику все по очереди подсаживались и говорили: «Вот только мы с тобой здесь приличные люди, а все остальные такие твари!» Потом подходил следующий и произносил тот же самый текст. Вариться в этой соляной кислоте невозможно. Тот же Айзеншпис. Ему с КИНО просто повезло, я считаю. Потому что все остальное, чем он занимался и занимается, это обычный кривой бизнес, когда берется какой-то мальчик кружевной да на шарнирах и из него делается что-то такое... Все это напоминает дойную корову. До этого у него был Сташевский, а где он сейчас? Сегодня он вложился в Диму Белана, а где он будет завтра? Да там же, где сегодня Сташевский... Чтобы не превратиться в таких сосок дойных, надо быть немножко снобом.

РД. А были попытки вовлечь тебя в эту орбиту?

АГ. Конечно. Особенно много было предложений, когда был пик интереса к рок-н-роллу. После смерти Цоя тот же самый Айзеншпис предлагал сотрудничество, у меня очень много было предложений от компаний, которые занимались производством компакт-дисков и раскручивали группы, у них были такие концертные отделы. В качестве примера могу привести «Центр Стаса Намина», который предложил контракт на щесть лет. И вся лабуда этого контракта заключалась в том, что от всех доходов и гонораров от концертов за пять лет — 20% должны были отходить в «Центр» , а в последний, шестой год, после глубокого изучения английского языка с тамошними преподами, обещалось мировое турне с какой-нибудь известной американской группой. При этом доставались визитки, показывались фотографии: вот он с Фрэнком Заппой, вот с Джоном Бон Джови — у нас большие связи, длинные руки. Понятно было, что это своего рода рэкет, дешевый развод. А какие-то западные компании... Ты помнишь этот печальный гребенщиковский контракт или когда ПАРК ГОРЬКОГО с балалайками выезжал — в каждом случае нарисовывался тупик. Поэтому надо было не втягиваться в модный перестроечный процесс, а
делать свое.

РД. Ты Борю упомянул, кстати, у него сегодня день рождения. У него тоже особый путь, хотя он мне кажется несколько искусственным. Как тебе он видится?

АГ. Мои поздравления! Мне лично раннее творчество БГ ближе, чем нынешнее. Я сейчас, честно говоря, с большим трудом его слушаю. Хотя видно, что он старается, и отношусь я к нему с не меньшим уважением, чем тогда. Но та составляющая искренности, которая видна в Майке, видна в Цое и была видна в БГ, сейчас, на мой взгляд, исчезла. Но ты знаешь, это вообще болезнь всех групп, включая КРЕМАТОРИЙ. Кто, собственно, остался таким же? Никто.

РД. Да, наверное. Мне сейчас абсолютно не интересен гражданский пафос Юры Шевчука.

АГ. Да и АЛИСА с Костиным православием... Почему раньше фирменные гитары были лучше? Потому что практиковалась ручная работа, не было конвейера. Я тоже ошибся, заключив в середине 90-х пятилетний контракт на три альбома и три сборника «The Best», потому что я вынужден был выдавливать из себя эти песни. Золотой телец стал мешать свободному творчеству.

РД. С другой стороны, все понятно. Надо жить, надо группу кормить, детей поднимать... Сколько твоим сейчас?

АГ. Грише четырнадцать, Лизе тринадцать и Аннушке шесть с половиной.

РД. А вообще, занятия рок-н-роллом как-то повлияли на твою личную жизнь?

АГ. Я не думаю, что это была положительная роль, потому как пьянство и разврат были моими неотъемлемыми спутниками. Сейчас это уже не так очевидно, потому что в молоденьких поклонницах уже представляешь собственную дочь, и это сильный сдерживающий фактор. Я воскресный папа, у меня есть семья, но она не такая, как была у моих родителей. Я вырос в семье очень любящей и крепкой. А мои дети, надеюсь, любят меня, конечно, но все те годы, когда они действительно нуждались во мне, я потратил на рок-н-ролл, переложив ответственность за их воспитание на их мам и нянь.

РД. Но вернемся к музыке. Точнее, к эпохе. Я в своей книжке описываю довольно подробно — как тогда было трудно: запреты, литования текстов... Но сейчас-то еще труднее! Что дала нам свобода? Я иногда сейчас себя чувствую чуть ли не реакционером.

АГ. То есть ты чувствуешь разрушительную составляющую свободы? Интеллигентские, наивные мечты о свободе, конечно, рухнули. Нет ни демократии, ни той самой диктатуры, видоизмененная форма которой сейчас как раз уже появляется. Ты никогда не задумывался, почему при Сталине были крупнейшие писатели и ученые, серьезные музыканты, Булгаков, Андрей Платонов, а уж о композиторах я просто не говорю: целый ряд — от Шостаковича до Родиона Щедрина. То есть эпоха тоталитаризма рождала гениальных людей, а когда она кончилась, то никого не осталось. Нынешняя литература — это такое падение. Это дети, которые не могут говорить нормально, а говорят исключительно междометиями. В стране не работают законы, ее граждане абсолютно не защищены, и все понимают, что здесь прав тот, у кого шея толще. Хотя вначале все думали, что будет наоборот. В этом варианте единственное, что я нашел для себя и для группы, — от всей этой ситуации абстрагироваться. В буквальном смысле построить стену. Как только ты высунешь нос, ты будешь куда-то прикреплен и в чем-то задействован. Тебе могут дать медальки, ты можешь стать вездесущим артистом — как все эти Киркоровы, например. Но ты должен работать по законам шоу-бизнеса, ты должен кататься с фонограммными концертами, потому что это приносит гораздо больше прибыли, чем живые концерты. Но здесь каждый решает сам... Что касается меня — ты, может, даже от меня отвернешься, услышав мой новый сольный альбом, потому что я не хочу больше оставаться на нынешнем музыкальном уровне русского рока и не вижу почвы для себя в нашей отечественной поп-индустрии. Я тебе просто расскажу историю, что из меня сейчас получилось.

Те три года, которые прошли после выхода «Мифологии», я практически ничего не делал, потому что все попытки сделать что-то с теми музыкантами, что у нас есть, — это каждый раз получать собственные штампы. Каждый раз ты наступаешь на одни и те же грабли, понимая, что лучше не получится, потому что если мы как концертная команда еще существуем, то как студийная — уже нет. Мы не можем сделать ничего нового. Необходимо разогнать всех и пригласить новых, но как же можно послать тех, с кем ты не одну войну прошел и не один стакан выпил? Так появилась идея создать второй проект. А вообще ты заметил, что все группы, которые пишутся здесь, в России, узнаваемы с первых тактов, а когда ты ставишь западную группу, то ты опять же сразу понимаешь, что это сделано не здесь. Буквально прослушав несколько секунд. А в чем дело? А дело в том, что, даже отбросив в сторону упорное нежелание (или неумение) отечественных исполнителей играть и записывать музыку, традиционная основа русского рока — текст, мелодизм, аскетическое звучание и нарочито кривое исполнение — сейчас по большому счету уже не нужна...

РД. Ой, вряд ли...

АГ. Вот послушай... У меня было много всяких мелодий. Сейчас благодаря техническому прогрессу музыка ушла в сторону многочисленных форм создания этой музыки. И одна из форм – сочетание компьютерного и живого звучания. Если раньше у тебя был гитарист со своей «крутой гитарой и мозгами» от Ричи Блэкмора — больше у него ничего не было, то приходилось брать то, что есть. Сейчас возможности иные, легко позволяющие собственное продюсирование саунда. Можно отслушать массу виртуальных гитар и отобрать ту, которая наиболее точно подходит к той или иной песне. У тебя целый ряд примочек, ты их перебираешь и находишь оптимальное сочетание. Потом надо лишь найти вменяемого музыканта с соответствующей жанровой манерой и техникой, который сможет все это изобразить живьем. Или же барабаны — все количество звуков не изобразить одному барабанщику, у него всего две руки. Но электроника дает тебе всю обойму. То есть это такая основа, которая нужна тебе для создания музыки. Ты можешь отойти от своих собственных стандартов с помощью таких приемов. Иногда, кроме барабанов, гитар и голоса, ничего живого вообще не хочется писать. Музыка уже живет.

И этот способ меня увлек. Я стал искать звукорежиссеров и продюсеров, способных и грамотных. Потому что студий полно в Москве, да и у меня неплохая, а вот с руками проблема. Нашел в Интернете проект под названием «Ариафоникс». Это продукт, полностью созданный нашими людьми — братьями Протченко. Они сделали такой хитрый ход — пригласили малоизвестную певицу, которая спела на итальянском языке в средневековой манере, положили ее вокал на современную аранжировку классики от Баха до Вивальди и сумели добиться по звуку вполне мировых стандартов. И последнее мне понравилось больше всего. Я на них вышел, и мы заключили такую бартерную сделку: они обосновались у нас на базе, занимаются там своей работой — от рекламы до музыки к кино — и еще работают над моими вещами. Когда пишешь свою музыку, это лишь вначале собственное видение аранжировок жестко сидит в голове. И особенно в первое время мне казалось — как это можно было так все испортить? Но потом я стал приглашать разных своих друзей, которым заводил новые песни, и они, как один, говорили, что тут, кроме голоса, ничего не узнать. А мне этого-то и хотелось. И я решил пойти по этому пути. Я хочу измениться, у меня есть на это право, и не только следуя известной байке про движущийся автомобиль, колеса которого уже не обоссыт ни одна собака, но и от желания немного отдохнуть от КРЕМАТОРИЯ. И этот «отпуск» сейчас нужен не только мне, но и всем остальным членам нашей группы. Не знаю, вперед ли я еду, но само движение меня радует, потому что ты делаешь себя самого другим.

РД. И это выливается в альбом?

АГ. Да, конечно. Причем всякие идеалистические мечты — возвращаясь к началу нашего разговора — были всегда. Мы учились в школе и, разглядывая фотографии БИТЛОВ да РОЛЛИНГОВ, мечтали, что у нас будет своя студия «Эппл», будут выходить пластинки. На самом деле в какой-то степени все сбылось. Хотя по тем временам это казалось смешным. Мы и думать не смели поделиться своими фантазиями даже с близкими людьми, что когда-нибудь выпустим собственные альбомы, дадим сотни концертов, пересечем океаны и материки, будем востребованы в течение столь долгого времени, посетим с гастролями буржуйские страны и вместе с ихними музыкантами поработаем, да еще и с такими крутыми, как Стил, Нэш или ЮРАЙ ХИП... Нет, определенно, произнеси я всё это тридцать лет назад отправили бы меня немедля в «Белые столбы»! А сейчас я не удивлюсь, если в ближайшее время выйдет не только мой «сольник», но и его англоязычная версия. То есть это не тот виток, который был тогда и который называют золотым временем русского рок-н-ролла, все уже по-другому.

РД. Действительно, это уже совсем другой виток. Тогда боролись за русский рок, это было понятно. Теперь нужно другое, русский рок уже существует, нужен выход на другую аудиторию. Вот ты говорил про Борину катастрофу с западным контрактом — я бы такого слова не употреблял, я бы сказал, что это была неудача. Я тогда, может быть, ошибочно полагал, что надо было ехать записываться АКВАРИИУМУ целиком, тогда была бы хоть экзотика, а так получился очень средний альбомчик.

АГ. Да сколько можно быть экзотикой с загадочной душой! Он хотя бы попытался выйти за рамки привычного. Сейчас мир изменился, карта Европы стала другой, изменилась и музыка, и средства ее выражения, появились немецкие, шведские, испанские группы, и даже финские, которые оказались интересны среднестатистическому европейскому слушателю. А почему мы не можем? В самый раз послать телеграммку в прошлое: «Передайте Брежневу, всё у нас по-прежнему» и подпись — Наш русский рок! Просто надо пробовать научиться мыслить, учитывая современные правила игры. Если я сейчас не попробую, то себе потом никогда не прощу, всю оставшуюся жизнь буду мучиться, что у меня была возможность, а я ею не воспользовался.

РД. Расскажи, как тебе живется со своей группой, ведь состав у тебя практически не менялся, за исключением Мурашова, пожалуй. И Миша Россовский уехал, но это уже давно было.

АГ. Да, за десять лет в группе поменялся только гитарист. Самое главное — это создать контрактную систему отношений в группе. Чтобы все понимали — они участвуют, работают, получают зарплату, соблюдают условия договора и имеют право уволиться или быть уволенными по истечении срока службы. Иначе вся эта дружба превращается в медвежью услугу. Но как это не странно, при таких условиях вы обречены на незначительные изменения в составе коллектива за солидный промежуток времени. КРЕМАТОРИЙ пока остается, но у каждого из музыкантов должно быть право сделать что-то свое. В результате, когда я стал работать над сольным альбомом, такой же проект появился у Сереги Третьякова, Славка Бухаров вспомнил, что он актер, и стал выступать в качестве чтеца на записи аудиокниг — он прочитал Чехова, Пушкина, Гоголя. Стал сниматься в кино.

Будем ли мы продолжать ездить на гастроли? Конечно, мы можем сидеть в Москве и зарабатывать гораздо больше, чем мотаясь по бескрайним просторам. Но для нас крайне важны путешествия, живые выступления и непосредственное общения с нашими любителями «кремации и армрестлинга». Потому мы как тот хороший солдат, который не может работать писарем, и его медальки не должны пахнуть чернилами. Они должны пахнуть порохом.