а.ж. "Не уезжай ты, мой голубчик! Сценарий."

Киносценарий по мотивам рассказа "Элегия Массне"

Стебликов вбежал в здание Ленинградского вокзала, когда зеленые точки электронных часов показывали 23.42. Пальто Стебликова было распахнуто, шапка сбилась, шарф свисал из кармана. В руках Стебликов нес туго набитую сумку и картонную коробку с игрушечным вертолетом для сына.
Всегда он так возвращался из Москвы — впритык, прямо из-за дружеского стола, обремененный покупками, новостями и алкоголем. На этот раз имелось отягчающее обстоятельство: у Стебликова не было обратного билета. Поэтому он сразу ринулся на перрон, надеясь уехать “зайцем” на одном из ночных поездов.
Перейдя на быстрый шаг, он двинулся вдоль стоявших по обеим сторонам платформы красных экспрессов. Проводники и проводницы с полотняными билетными кляссерами в руках торчали у распахнутых дверей вагонов, проверяя билеты у солидного делового люда: министерских чиновников в пыжиковых шапках, генералов в форме, творческих работников в дубленках. Стебликов выбрал проводницу, возле которой не было никого, и подошел к ней.
— Тетенька, возьмите в Ленинград,— жалобно дыша, обратился он к ней.
— Где ж ты так нагрузился, дяденька? — насмешливо ответила она, оглядывая Стебликова.
Он поставил сумку на перрон, вынул из кармана шарф и поспешно обмотал его вокруг шеи, виновато взглядывая на проводницу. Покорная комичность не раз выручала Стебликова.
— Друзья провожали...— проникновенно сказал он.
— Нет, не могу. У меня Райкин едет,— заявила проводница, давая понять, что одновременный проезд Стебликова и Райкина в одном вагоне исключен.
Стебликов и сам понял несуразность своих притязаний и, подхватив сумку, направился к следующему вагону.
Здесь проводница была помоложе и посмешливее.
— У вас Райкин не едет? — сделал гениальный ход Стебликов.
— Нет. Он, вроде, в соседнем...— улыбнулась она.
— Тогда возьмите меня.
— А билет?
— С билетом я бы не просил,— гордо сказал Стебликов.
Проводница с сомнением осмотрела Стебликова. Видно, он ей понравился своей находчивостью, но служебный долг пересилил.
— У меня генералов много...— с сочувствием сказала она.
— Та-ак...— протянул Стебликов.— Значит, простому человеку уже...
— Спроси в следующем вагоне. Там, кажется, никого,— посоветовала она.
Стебликов пошел дальше, стараясь, чтобы обида на генералов и народных артистов не слишком омрачала настроение, приподнятое дружеским застольем.
У следующей проводницы лицо было доброе. Стебликов любил такие круглые и с виду глупые лица.
— Мамаша, возьмите домой,— проникновенно сказал он.
— Какая я тебе, к черту, мамаша! На себя посмотри! Тебе, небось, все сорок! — неожиданно напустилась она на него.
— Тридцать пять,— опешил Стебликов.
— А морда на сорок! Ишь, как перекосило!
— Ну, ладно! Возьмешь или нет? — вдруг грубо спросил он.
— Подожди в сторонке,— сказала она.
Стебликов отошел к середине платформы дожидаться знака. Кругом, задевая его чемоданами и портфелями, спешили к вагонам опаздывающие пассажиры. Дикторша забубнила что-то про отправление.
Проводница пропустила в вагон молодого человека, по виду — иностранца, и осмотрелась по сторонам.
Перрон перед “Стрелой” опустел. Проводники вдвинулись в тамбуры.
— Ну, чего стоишь? Заходи! — громким шепотом позвала проводница и, посторонившись, пропустила Стебликова в вагон.
Он протиснулся в узкий коридорчик перед служебным купе. Проводница топала за ним.
— Тариф знаешь? — спросила она.
— Не впервой! — радостно выдохнул Стебликов.
— Ступай в десятое двухместное. Я сейчас приду.
Лицо Стебликова озарила улыбка. Вот так удача! Без билета — да в двухместном купе! Он, сияя, распахнул дверь указанного купе и увидел попутчика — крепкого толстомордого мужчину лет тридцати с малюсенькими глазками. Он был в пиджаке и при галстуке.
— Добрый вечер! — радостно кивнул Стебликов.— Попутчиками будем?
Мужчина удивленно поглядел на него, но кивнул.
Стебликов швырнул сумку и картонную коробку на верхнюю полку, туда же последовали пальто с шапкой.
— Думал уже — не уеду. Алексей,— представился он, протягивая попутчику руку.
— Николай,— попутчик коротко пожал руку Стебликову, не вставая с нижней полки, где он сидел.
Стебликов плюхнулся рядом.
— Из командировки? Или к нам в гости? — дружелюбно спросил он.
Николай слабо отреагировал на вопрос. Он сидел, неподвижно уставившись в стенку. Стебликов озадаченно взглянул на него, слегка пожал плечами: не хочет разговаривать — не надо. Он пошарил в карманах, нашел сигареты.
— Покурим? — протянул он пачку Николаю.
— А... билет у вас есть, понимаешь? — выдохнул вдруг Николай.
— Тебе-то что? — удивился Стебликов.
Николай обиженно и зло засопел, собираясь с мыслями, но тут в купе появилась проводница. Она заискивающе и как-то умильно взглянула на Николая и, полуобняв Стебликова за плечи, нараспев принялась объяснять:
— Племянника пустила. Вы не возражаете? Место-то пропадает, вот я и подумала... Или вы против?
— Пускай,— буркнул Николай, передавая ей рубль на белье.
Стебликов тоже нашел рубль, протянул проводнице.
— Зачем же, племяшик? Что ж, я тебя бесплатно не провезу? — фальшиво улыбнулась проводница, отодвигая рубль.
Стебликов молча пожал плечами и встал, разминая в пальцах сигарету. Проводница пропустила его к дверям и вышла за ним в коридор, по-родственному похлопывая Стебликова по рукаву.
— Что за цирк? — недовольно обернулся к ней Стебликов, когда они вышли.
— Ты помалкивай. Твое дело десятое. Покуришь — и спи себе тихо до Ленинграда,— посоветовала она.
Стебликов стал пробираться к противоположному тамбуру, где находилась курилка. По коридору сновали иностранцы, раздавалась английская речь. Стебликов заметил, что некоторые иностранцы курят в коридоре и купе, не утруждая себя выходом в тамбур. Более того, когда он протискивался между окном и длинным рыжим парнем в трикотажной кофте с надписью “New Jercey”, парень этот, между прочим, тоже куривший, заметил в руке Стебликова сигарету и тут же щелкнул зажигалкой.
Стебликову ничего не оставалось, как неуверенно прикурить. К счастью, проводница была далеко, в начале вагоне.
— Тут, вообще-то... нельзя курить,— несмело сказал Стебликов молодому иностранцу.
Тот дружественно улыбнулся и, ткнув себя указательным пальцем в грудь, четко произнес:
— Меня зовут Эрик. Как зовут тебя? *)
Стебликов понял Эрика, хотя английским владел крайне слабо. Подумав секунду, он сконструировал ответную фразу:
— Май нейм из Алексей.
— О, Алекс! — обрадовался Эрик и, повернувшись к открытым дверям купе, где сгрудились у столика его друзья, сообщил им: — Тут русский парень. Его зовут Алекс. Дайте-ка нам выпить!
— Эрик опять нарвался на агента КГБ,— добродушно проворчал молодой толстяк, наливая две порции виски в бумажные стаканчики.
Стаканчики передали в коридор Эрику. Тот протянул один из них Стебликову:
— Я хочу с тобой выпить. Ты понимаешь по-английски?
— Сенк ю... вери...— растерялся Стебликов, принимая стаканчик.— Я плохо говорю. Не понимаю... Ай донт андерстенд! — вдруг вспомнил он нужную фразу.
Выпить ему, конечно, хотелось, но так, чтобы не уронить достоинства, не показаться этим иностранцам жалким прихлебателем.
Эрик дотронулся своим бумажным стаканчиком до стаканчика Стебликова.
— Алекс!
— Эрик! — скопировал его приветственную интонацию Алексей.
Проводница, переваливаясь, подошла к ним, по-хозяйски оглядывая открытые купе, и уже хотела было протиснуться дальше к концу коридора, как вдруг заметила Стебликова. Она остолбенело уставилась на него.
— Ты?!
— Я...— неуверенно ответил Алексей.
— Ты что же себе позволяешь? — изумленно выдохнула она, переводя взгляд с сигареты в одной руке Алексея на стаканчик с виски в другой.— Ты где находишься?
— А что такого...— растерялся он, прекрасно, впрочем, понимая, что переступил положенную для русского человека границу дозволенного.
— Марш в купе — и чтобы больше я тебя не видела! — отрезала проводница, отодвигая Стебликова плечом и шествуя далее.— Под монастырь меня хочет подвести! — объяснила она Эрику, взиравшему на эту сцену с полнейшим непониманием.
— Есть проблемы? Чего хочет эта стюардесса? — участливо обратился Эрик к Стебликову.
Стебликов лишь вяло махнул рукой, понимая, что объяснить всего не может — и не только из-за плохого знания английского.
Он допил виски, сунул в стаканчик недокуренную сигарету и смял его. После чего отнес стаканчик в конец коридора, чтобы выбросить в мусорный бачок.
Проводница, которая как раз в этот момент покидала вагон, оглянулась на дисциплинированного Стебликова, лицо ее смягчилось.
— Ну, вот... Давно бы так. Четыре вагона американцев везем,— понизив голос, доверительно сообщила она Алексею.— А ты выступаешь. Иди спать!
И она скрылась в тамбуре, хлопнув дверью.
Стебликов понуро поплелся к своему купе. Проходя мимо Эрика и его компании в купе, он преклонил голову к сложенным ладоням и объяснил американцам, почему он их покидает:
— Слип... Слип...
— Гуд найт! — помахал ему рукою Эрик.
— Агента не устроила наша компания? Он захотел спать? — спросил из купе толстяк.
— Этот парень не очень похож на агента,— сказал Эрик, глядя вслед удаляющемуся Стебликову.
— Держу пари, что это новый помощник Николая,— сказала девушка из той же компании.
— Новый возлюбленный Николая,— уточнил толстяк, и все засмеялись.
Стебликов в конце коридора открыл дверь и скрылся в двухместном купе.
— Да, он пошел к Николаю,— сообщил Эрик компании.

А Стебликов, войдя в купе, увидел своего попутчика Николая уже в майке и брюках. Николай сидел на застеленной постели и читал “Правду”.
Стебликов нехотя принялся застилать верхнюю полку, поневоле мешая Николаю. Тот недовольно ерзал на месте. Стебликов вдруг вспомнил что-то, потянулся за сумкой, расстегнул ее и извлек бутылку пива.
— Пива не хотите? — показал он бутылку Николаю.
Тот опустил газету и внимательно, с каким-то даже сожалением взглянул на Алексея.
— Нет, не хочу,— наконец произнес он.
— А открывалки не найдется? — беспечно продолжал Стебликов.
— По-моему, вам хватит,— скучным голосом сказал Николай.
— Почему вы так решили? — удивился Стебликов, пытаясь открыть бутылку о край стола.— Ну, я осел! — радостно доложил он.— Тут же есть открывашка...
Он засунул бутылку под столик, нащупал привинченную открывашку под столешницей и открыл пиво. Пена брызнула из горлышка, попала на брюки Николаю. Тот возмущенно отпрыгнул.
— Мало того, что без билета, понимаешь! Да еще поддатый! Сейчас надышишь перегаром! — вскричал он.
Стебликов срочно отхлебнул глоток, чтобы остановить выброс пенной струи, с недоумением воззрился сверху на Николая.
— Да ну тебя. С тобой каши не сваришь...— заявил он, направляясь к двери и снова открывая ее.
— Спать! — рявкнул Николай.
— Сам спи. Мне еще не хочется,— обернулся Стебликов и с силою задвинул дверь.

Он увидел, что Эрик стоит на том же месте со стаканчиком в руке, и сразу направился к нему.
— Вот. Пиво... Хочешь? — показал он ему бутылку.
— Что это такое? — заинтересовался Эрик.
— Пиво... Бир...— вспомнил слово Стебликов.
— Алекс принес русского пива,— объявил Эрик друзьям в купе.— Кто хочет?
К Стебликову потянулись руки с бумажными стаканчиками. Он вошел в купе и принялся наливать каждому понемножку, дружелюбно бормоча:
— Тут немного... Всего одна бутылка... Попробовать...
Он вылил все до капли под одобрительные возгласы американцев. Видя, что хозяину ничего не досталось, толстяк снабдил Стебликова порцией виски.
— За дружбу! — оглядев американцев, провозгласил Стебликов.
— О! Мир! Дружба! — загалдели американцы.
Все выпили. Алекса усадили на нижнюю полку между толстяком и девушкой. Напротив примостились Эрик и еще три человека — среди них один негр. Американцы дружелюбно и простодушно глядели на Алекса.
— Как вам нравится в Советском Союзе? — начал он эту небольшую пресс-конференцию, но по лицам увидел, что американцы не понимают.— Ду ю...— попытался он перевести себя, но понял, что не готов к этому.
Толстяк решил представить общество. Тыкая каждого пальцем, он обошел всю компанию, начав с себя:
— Даглас... Розмари... Эрик... Роберт... Сэнди.
— Алекс,— поклонился Стебликов, стукая себя ладонью по груди.— Рашен инженир,— добавил он после паузы.
— О! рашен инженир! Йес! — закивали американцы, весело переглядываясь друг с другом.
— Эрик, ты уверен, что агент действительно не понимает по-английски? Возможно, он притворяется? — обратился Даглас к Эрику, с улыбкой следя за выражением лица Алекса.
— Разве это имеет значение? — пожал плечами Эрик.
Алекс сообразил, что говорят о нем, перевел взгляд с Дагласа на Эрика.
— Двенадцать лет учил английский. Семь лет в школе и пять в институте. Ни черта не знаю! Как так может быть? — обратился он со своим недоумением к американцам.— Я не тупой, ей-богу! Обрывки слов в башке... Диффикалт... индепенденс...
— Трудный? Независимость?.. О чем он говорит? — переглянулись американцы.
— А все потому, что система у нас такая,— продолжал несколько потерявший тормоза Стебликов.— По-русски никто не говорит? Ду ю спик рашен? — оглядел он хозяев.— Вот и хорошо! Сто лет можешь учиться — ничему не научишься. Сто лет работай — ничего не заработаешь! Знаешь, сколько я получаю? — внезапно обернулся он к толстому Дагласу.— Двадцать долларов в месяц! Это по курсу черного рынка. Два блока сигарет, я узнавал...
Американцы, почтительно скучая, слушали разговорившегося Стебликова.
Внезапно на верхней полке купе что-то зашевелилось, и из-под одеяла показалась старушечья голова в кружевном чепце.
Стебликов с удивлением воззрился снизу на старуху. А она, не обращая на компанию ни малейшего внимания, села на полке, сняла с крючка свою сумку и, порывшись в ней, извлекла оттуда наполовину опорожненную бутылку “Столичной” и пластмассовый стаканчик. Поднеся бутылку и стаканчик к носу, старушка ловко плеснула в стаканчик порцию водки и мигом глотнула, как лекарство. После чего она, наконец, заметила компанию молодежи внизу и взглянула на Стебликова, как птица с ветки.
— Миссис Бэрридж, у нас новый агент. Его зовут Алекс. Он говорит, что его специальность — инженер,— представил Стебликова Даглас.
Алекс услышал свое имя и поклонился старушке. А она, приподняв стаканчик и бутылку, покачала ими в воздухе, делая приглашающий жест, который Стебликов истолковал как “хочешь выпить?”.
Алекс застенчиво потупился.
Старушка отмерила ему порцию, протянула сверху. Алекс принял.
— А мне? — заявил Даглас под общий смех.
— Я уважаю агентов тайной полиции. Это нелегкая служба, поверьте мне. Мой муж пятнадцать лет был агентом ФБР,— наставительно произнесла миссис Бэрридж.
— А потом? — спросил Даглас.
— Потом я его прогнала,— заявила миссис Бэрридж под дружный хохот и, приняв от Алекса опустошенный стаканчик, повернулась лицом к стенке и вновь укрылась одеялом.
Негр извлек откуда-то ящик с баночным пивом, принялся раздавать. Банки открывались с характерными сухими хлопками и шипением. Алекс, покосившись по сторонам, чтобы не оплошать, тоже открыл свою банку и сделал затяжной глоток.
— Хорошие вы ребята...— растроганно сказал он, опуская кружку.— Давайте споем, что ли... Рашен сонгс, понимаешь? — обратился Алекс к Эрику.
— Рашен сонгс, йес,— послушно кивнул Эрик.
— Нау! — Алекс поднял палец, и все притихли.
Стебликов собрался с духом, настроился и даже прикрыл глаза, а потом, помогая себе дирижерскими движениями указательного пальца, тихо и проникновенно начал:

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит...
И звезда с звездою говорит.

Американцы слушали серьезно и внимательно, покоренные распевом Стебликова. А он затянул второй куплет, но очень скоро, к собственному сожалению, понял, что не очень твердо помнит слова.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом...
Что же мне...

Он на секунду приостановил пение.
— Черт! Слов не помню! — покрутил он головой.— Да вам все равно — лишь бы складно! — махнул он рукой и продолжил:

...так плохо и так трудно?
Я пою совсем уже с трудом...
Я пою совсем уже с трудом.

Уж не жду... И вы со мной не ждите!
Нас не жаль ни Богу — никому...
Уходите, братцы, уходите.
Вся земля давно уже в дыму...
Вся земля давно уже в дыму.

Стебликову, чувствовалось, самому нравится эта неожиданная импровизация, он начал озорничать, хитро взглядывая на американцев, поэтому следующий куплет вышел совсем диким:

Поезд мчится, мчится в чистом поле
По просторам родины чуднуй...
Пронеси, Господь! Чего же боле?
Темный дуб склонился надо мной...
Темный дуб склонился надо мной.

Пока Стебликов пел, в купе набилось еще человек шесть американцев, заслышавших громкое пение. Толпа в коридоре прибывала. Американцы привставали на цыпочки, желая лучше разглядеть поющего Стебликова. Где-то на втором куплете из служебного купе вышла проводница и обеспокоенно засеменила к толпе в коридоре. Удостоверившись, что распевает ее беспокойный “племянник”, проводница охнула и поспешила к Николаю. Через минуту Николай выскочил из купе, на ходу застегивая пуговицы на рубашке, проводница семенила за ним.
Они подошли к толпе и встали в задних рядах, ожидая пока Стебликов закончит.
А он, допев рефрен, раскланялся со слезою в глазах, растроганный собственным пением.
Аплодисмент был бешеный. Американцы возбудились, как дети, хлопали Стебликова по плечу, наливали еще виски.
— Кто автор стихов? — спросил Эрик.
— Поэтри? — уловил знакомое слово Алекс.— Лермонтов написал. Михаил Юрьевич...
И тут Алекс увидел среди американских лиц, в задних рядах толпы, знакомые физиономии проводницы и Николая. Оба оторопело глазели на Стебликова, не в силах вымолвить ни слова.
Алекс сделал вид, что не заметил их, хотя проводница знаками настойчиво предлагала ему покинуть купе. Но протиснуться в толпу американцев ни она, ни Николай не решались.
Алекс заметил, что напротив него появилось много новых лиц, среди них две женщины, на вид лет за тридцать: одна высокая, с черными прядями волос, а другая маленького роста блондинка с короткой стрижкой и в очках. Обе смотрели на Стебликова с большим любопытством. Блондинка, перехватив взгляд Алекса, обратилась к нему с вопросом:
— Скажите, является ли пение сотрудника КГБ проявлением политики гласности?
— Я не...— развел руками Алекс.— Донт андерстенд.
Николай, по-видимому, прекрасно понял вопрос блондинки, потому что лицо его побагровело, и он сдавленно выкрикнул из задних рядов зрителей:
— Ты... за кого себя выдаешь?!
Американцы оглянулись на Николая, а Стебликов, желая сгладить намечающийся конфликт, поспешно произнес:
— А теперь давайте вашу. Вместе!.. Америкен сонг!
И затянул, хитро поглядывая на американцев:
— Глори, глори, алиллуйя!..
Американцы дружно подхватили, смеясь, и вместе со Стебликовым спели пару куплетов, в то время как потемневший от злобы Николай тихо шептал проводнице:
— Вызовите бригадира... Немедленно!
Проводница вздохнула и отправилась по коридору прочь из вагона.
Едва стихли возгласы и аплодисменты, вызванные совместным пением, как Николай позвал негромко и властно:
— Алексей!
— Да не хочу я спать! — отмахнулся от него Стебликов.— Хорошо сидим!
— Прошу прощения... Мой товарищ устал...— на плохом английском языке проговорил Николай, раздвигая американцев и вырастая в купе перед Стебликовым в полный рост.
— Мистер Николай, вы тоже хотите спеть с нами? — ядовито осведомилась блондинка.
— К сожалению, не получится, мисс Барбара,— ответил он ей и коротко бросил Алексею: — Пойдем!
— Ну, ты и зануда...— вздохнул Стебликов, и вдруг до него дошло.— Так ты сопровождающий, что ли?.. Так бы и сказал,— упавшим голосом произнес Алекс.
— Пойдем! — повторил Николай.
— А что я такого сделал? Подумаешь, попеть нельзя... — заканючил Стебликов.
— Ты у меня попоешь...— тихо пообещал Николай.
— Произвол! — воскликнул Стебликов, и вдруг, собрав в аварийном порядке все свои знания в английском, произвел на свет следующую фразу: — Братья! Я не хочу уходить. Мне хорошо с вами!
— Я тебе покажу: братья! — не выдержал Николай, хватая Стебликова за руку и силой пытаясь вытащить его из купе.
Американцы в растерянности наблюдали за этой сценой и жалкими попытками Алекса сопротивляться. Лишь одна Барбара проявила решительность. Она дернула Николая за рубашку и с вызовом проговорила:
— Почему вы запрещаете вашему коллеге быть среди нас? Это не противоречит правилам!
— Он не коллега. Я его не знаю. Он пьян и едет без билета! Правила требуют высадить его на ближайшей остановке,— отчеканил Николай и уже специально для Стебликова добвил: — Ты у меня в Бологом вылетишь, как миленький!
— Братья...— упавшим голосом повторил Стебликов.
— Оставьте его в покое! Алекс ни в чем не виноват! — загалдели американцы.
Старуха на верхней полке вылезла из-под одеяла и энергичным жестом указала Николаю на дверь:
— Вон! Вы мешаете моему сну!
Николай растерялся, отпустил Стебликова. Барбара воспользовалась этим, встряла между Алексом и его противником и принялась энергично подталкивать Стебликова к двери, приговаривая:
— Алекс! Пойдем отсюда! Быстрее!
— Куда? — спросил Алекс и, мучительно скривив лицо, проблеял перевод: — Ве-а?..
— Тебя нужно познакомить с Джесси.
— Точно, Барбара! Познакомь его с Джесси, не то она проспит самое интересное в России! — одобрил Даглас.
Стебликов оказался в коридоре, подталкиваемый Барбарой. Американцы расступились, пропустив их, а также ее высокую чернявую подружку, и последовали гурьбою следом.
Николай безуспешно пытался пробиться сзади сквозь строй американцев. Те словно не замечали его.
— Алексей! Пожалеешь! — угрожающе взывал он через голову туристов.
— Пошел в жопу...— пробормотал Алекс и, оглянувшись, улыбнулся шедшей за ним Барбаре.— Верно я говорю?
— Йес! — кивнула она, поняв вопросительную его интонацию.
Они ускорили шаг. Хлопнули двери тамбура. На громыхающей площадке между вагонами Барбаре вздумалось познакомиться. Она внезапно притянула Алекса к себе за руку и прокричала ему в ухо, указывая на себя:
— Барбара!
— Варвара, значит? Понял! — прокричал в ответ Стебликов.— Меня Алекс зовут. Алекс!
— О’кей!
Они пошли дальше, уже не выпуская рук друг друга, причем Барбара вышла вперед и вела Алекса. Подружка шла позади. Толпа американцев остановилась в тамбуре, закурила. Николай, попытавшись пробиться за Барбарой и Алексом, внезапно остановился.
— Ладно! Сейчас бригадир придет... Мы этого голубчика прикрутим! — пообещал он американцам.
Николай резко повернулся и направился обратно в вагон.
Американцы дружно рассмеялись.
А Барбара уже вводила Алекса в полутемное купе, где две нижние полки были пусты, а на верхних спали.
Барбара первым делом врубила полный свет, а затем принялась дергать за края одеял, свисающие с обеих верхних полок. При этом она без умолку тараторила:
— Немедленно просыпайтесь! Вы пропускаете уникальное событие! Джесси! Майкл!.. Выспитесь в Ленинграде. У нас гость, слышите вы?.. Это настоящий русский, он поет русские песни!
Проснувшиеся захлопали глазами. Это были молодая пышная негритянка и тщедушный прыщавый юноша. Оживленно переговариваясь с Барбарой, они мигом натянули спортивные брюки и свалились с полок, дружелюбно разглядывая Алекса.
— Майкл,— сунул ему руку юноша.— Джесси! — представил он негритянку.
Алекса усадили на нижнюю полку, дверь купе Барбара закрыла на замок.
— Майкл, у тебя есть выпить? — спросила она.
— Шампанское,— сказал он, извлекая из сумки бутылку.
— Отлично!
Появились такие же бумажные стаканчики, пробка хлопнула в потолок. Барбара вручила Алексу стаканчик и пристроилась рядом с ним на полке, поджав под себя ноги — так уютно и по-домашнему, что Алекс испытал одновременно робость и что-то близкое к счастью.
— Алекс, спой нам. Русские песни, пожалуйста,— попросила она.
— Рашен сонгс? — переспросил он, чокаясь с ней.
Они выпили.
— Романс хотите? Сейчас, настроиться надо...— сказал Алекс.
Несколько секунд он вызывал в душе умиротворенное лирическое настроение, а потом тихо запел, глядя на Барбару:


Не уезжай ты, мой голубчик,
Печально жить мне без тебя.
Дай на прощанье обещанье,
Что не забудешь ты меня.
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня...
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня!

Джесси — музыкальная, как все негритянки, уже тихонько подпевала без слов. Заметив это, Алекс принялся дирижировать.
— Давайте вместе! Слушайте:

Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня...
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня!

И все американцы, сначала несмело, а потом все более уверенно подтягивали ему: “Скажи ты мне...” и “Что любишь ты меня!”
Чрезвычайно довольный Алекс затянул второй куплет:

Когда порой тебя не вижу,
Грустна, задумчива сижу...

Но тут в дверь громко постучали. Алекс примолк, испуганно взглянув на Барбару. Она тоже насторожилась. Стук повторился.
— Кто там? — громко спросила Барбара.
— Мисс Барбара, откройте, пожалуйста, дверь. Здесь бригадир поезда,— раздался из-за двери голос Николая.
Алекс обеспокоенно взглянул на Барбару, не понимая.
— Ка-ге-бе,— шепнула она ему, сделав страшные глаза.
— Это за мной,— шепнул он, указывая на себя.
— Я не одета! Подождите одну минуту! — крикнула Барбара в сторону двери.
Она быстро оглянулась по сторонам, вверх — увидела верхнее багажное отделение, молча указала на него пальцем: лезь туда! Алекс послушно и быстро полез на верхнюю полку, прыщавый американец подсаживал его, потом помог втиснуться в узкий багажник и прикрыл сумкой. Алекс дико взирал из темноты багажника, прислушиваясь к звукам.
Барбара щелкнула замком, распахнула дверь.
В коридоре стояли трое: Николай, проводница и бригадир поезда в форме железнодорожника и в фуражке.
— Простите, мисс. В вашем купе едет безбилетный пассажир,— произнес Николай, пытаясь заглянуть за плечо Барбары.
— Это ошибка. Здесь никого нет,— хладнокровно парировала Барбара.
— Но мы слышали русское пение,— продолжал он, вдвигаясь в купе и обшаривая глазами полки.— Где он? Где Алексей?
— Это мы пели. Мы разучиваем русские песни,— внезапно вступилась Джесси, вырастая перед Николаем во весь рост.
Она была выше Николая на полголовы. Поводя плечами, негритянка буквально выперла Николая в коридор, напевая на ломаном русском языке:

Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что льюбишь менья, что льюбишь менья...

— Но где же Алексей? — чуть не плача, воскликнул Николай.
— Он ушел спать,— махнула рукой в сторону Барбара.
— Куда — спать?! Ему негде спать! — вскричал Николай по-русски.
— Пошел в общий вагон. Наверняка,— шепнула проводница.
— Если Телегин его пристроил — башку сверну! — пообещал бригадир, и вся компания двинулась дальше — искать Алекса.
Барбара задвинула дверь, победоносно взглянула на друзей.
— Алекс, вылезай! Мы их обманули! — позвала она.
Стебликов, кряхтя, вылез из укрытия и прыгнул вниз с верхней полки прямо в объятия Барбары. Американцы радовались, как дети. Тут же было налито шампанское, они молчаливо чокнулись, как заговорщики, и шепотом, сблизив лица, спели:

Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня...

— Тсс! — приложил палец к губам Алекс.— Варя, ну ты молоток...— расслабленно протянул он, положив руку на плечо Барбары.
— Молоток? — переспросила она.— Вот из ит — молоток?
— Это чем бьют. По башке,— показал он, и все счастливо рассмеялись.
Барбара осмотрелась по-хозяйски, секунду подумала, потом решительно указала на свою полку.
— Алекс будет спать здесь, а мы с Джейн устроимся вместе,— после чего попыталась перевести это Стебликову.— Алекс... слип... хиэ...
— Нет-нет,— замотал он головой.— Я пойду. Туда,— указал он на дверь.
— Но тебе же негде ночевать?
— Ничего... Пристроюсь где-нибудь. Мне главное — Бологое проскочить. После Бологого уже не высадят... Спасибо вам... Сенк ю вери мач...
Он раскланялся, вышел в пустой коридор. Барбара последовала за ним. Дверь купе за нею закрылась.
Они остались вдвоем в полутемном грохочущем коридоре и, взглянув друг на друга, обнялись, как после долгой разлуки. Барбара подняла лицо, сорвала очки, и Алекс поцеловал ее в губы долгим томительным поцелуем.
— Ну, Варя...— выдохнул он, оторвавшись.
— Ай лав ю...— прошептала она, снова впиваясь в него губами.
Он почувствовал, что она дрожит от страсти, еще крепче прижал ее к себе.
Барбара оглядывалась, как бы чего-то ища, по лицу ее было видно, что она напряженно ищет выхода из создавшейся ситуации.
— Ве-э?.. Ве-э?..— шептала она.
— Негде, Варя...— печально развел он руками.
Алекс вновь привлек ее к себе, как вдруг глаза Барбары расширились от страха. Она поспешно нацепила очки.
— Смотри! — она указала рукою за спину Алекса.
Он оглянулся. В конце коридора маячила фигура Николая. Тот тоже их увидел и направился к ним, не очень даже и спеша, ибо выхода у беглецов не было.
— Бежим! — воскликнул Алекс, хватая ее за руку и устремляясь в противоположную сторону.
Они стремглав бросились по коридору к выходу из вагона. Николай побежал за ними.
Беглецы проскочили площадку между вагонами, и Алекс находчиво защелкнул замок. Николай уже бешено рвал дверь, но она не поддавалась. Алекс состроил ему рожу через стекло, Барбара в восторге аплодировала. Николай за стеклом беззвучно шевелил губами, изрыгая ругательства.
Поняв, что дверь не открыть, Николай бросился в служебное купе будить проводницу — ту самую, молодую и смешливую, к которой просился Стебликов в Москве.
— Быстрее! Открыть дверь! Срочно! — он сунул ей под нос свое удостоверение.
Проводница, ничего не понимая, поспешила открывать, нашаривая в кармане ключи.
Алекс с Барбарой побежали дальше. В конце следующего вагона Алекс распахнул дверь туалета, вопросительно взглянул на Барбару. Она жалко улыбнулась — что же делать, если так... Алекс решительно мотнул головой, со злостью захлопнул дверь и повлек Барбару дальше.
Они оказались в спальном вагоне. Посреди коридора светилось открытое купе. Алекс направился туда. Барбара неуверенно последовала за ним.
Они услышали, как бьется Николай в очередную дверь, которую Алекс не забыл защелкнуть.
Алекс вырос в дверях спального двухместного купе и увидел двух мужчин — молодого и старого — которые мирно сидели за столиком и беседовали за бутылкой коньяка. Ни слова не говоря, Алекс шагнул в купе, затащил за собой Барбару и задвинул дверь.
— Что такое? Вы ошиблись! — вскричал молодой человек.
— Тсс! — сделал ему знак Алекс и погасил свет, оставив в купе только синий ночник.
— Послушайте! Что вы делаете? — недовольно спросил старый.
— Я вас умоляю — ни слова. Я сейчас всю объясню. Ради Бога, извините,— умоляюще прошептал Алекс и приник ухом к двери.
Николай в это время прорвался в вагон с помощью новой проводницы, распахнул туалет, осмотрел его и побежал дальше. В конце вагона он снова подергал ручку туалета. Тот был заперт.
— Откройте! Я требую именем Союза Советских Социалистических Республик! — взревел Николай, колотясь в дверь.
Дверь открылась. Из туалета вынырнул маленький испуганный вьетнамец, на ходу застегивая штаны.
— Сорри! — рявкнул Николай, устремляясь дальше.
Вьетнамец испуганно затрусил по коридору и укрылся в своем купе.
Алекс же, переждав опасность, отлепился ухом от двери и смущенно улыбнулся ничего не понимающим хозяевам.
— Простите еще раз... Меня зовут Алексей, а это Барбара. Она американка, по-русски не говорит... Дело в том, что у меня нет билета, а я еще пою...
— Нам-то что? — напористо вскричал молодой.— Сергей Ильич, что за номера?! — обратился он к старику.
— Погоди, Андрюша... Если наш мужик посреди ночи врывается к незнакомым людям с американской женщиной, то для этого должны быть очень веские основания...— добродушно проговорил Сергей Ильич.— Вы присаживайтесь, присаживайтесь...
Он пересел к Андрюше, уступив нижнюю полку Алексу и Барбаре. Они уселись, причем Барбара, как и в своем купе, поджала ноги и уютно, как к родному, прильнула к Стебликову.
Сергей Ильич понимающе улыбнулся.
— Вы правы...— начал собираться с мыслями Алекс.— Основания веские. Меня арестовать хотят...
— Арестовать? За что? — спросил старик.
— Как хотите, Сергей Ильич, а я в эти игры не играю! — вскричал Андрюша.— Заметут вместе с ним, потом отмазывайся!
— То есть, не арестовать, просто высадить в Бологом,— поправился Алекс.— Хотя могут и арестовать...
— Да что ты сделал-то, что сделал?! — нетерпеливо вскричал Андрюша.
— Не кричи,— поправил старик.
— Я же говорю: спел песню. Лермонтова...
— Ты нам мозги не пудрь!
— Алекс, почему он кричит? Они нам не рады? Скажи им, что мы сейчас уйдем,— промурлыкала Барбара, преданно взглядывая на Стебликова.
— Мы вам рады, мисс... Но поймите наше положение. Вы в нашей стране бывали? — сбавил тон Андрюша.
— Нет,— сказала она.
— У нас условия... не такие, как у вас.
— Нельзя петь в поезде? — удивилась она.
— Можно, все можно,— поморщился он.— Если разрешат.
— Что она говорит? — поинтересовался старик.
— Да им петь зачем-то вздумалось! Ни черта не понимаю! — воскликнул Андрюша.
— А я понимаю...— сказал Сергей Ильич, ставя на столик рядом со своим два чистых стакана и плеская туда коньяку.— Давайте выпьем за знакомство.
— Вот... Это по-нашему...— пробормотал Алекс.— А то перед иностранкой неудобно, ей-богу!

Пока они знакомились в купе, Николай добежал до общего сидячего вагона, где спали в креслах пассажиры, и обходил его, внимательно вглядываясь в лица. Кое-кто просыпался, пугаясь. Николай жестами успокаивал пассажира, шел дальше.

А в ночном купе между Алексом и Барбарой и их новыми знакомыми уже завязалась беседа. Андрюша повеселел после выпитого, обращался с Алексом вполне по-свойски.
— ...А я сначала испугался. Думаю: что за мужик? Может, рэкетир? Ну, когда ты ее втащил, отошло немного...— объяснял он Алексу.
— Спросите у нее: кто она, что... Мне интересно. Я, к сожалению, совсем языка не знаю,— попросил Андрюшу Стебликов.
— А ты что — не знаешь про нее ничего? — удивился тот.
— Да мы только что познакомились.
— Ну, ты даешь! — одобрил Андрюша и обратился к Барбаре с вопросом: — Мисс Барбара, нам хотелось бы знать — чем вы занимаетесь у себя дома? Ваше семейное положение?
— Я разведена. У меня дочь, ей двенадцать лет...— начала Барбара, все уютнее пристраиваясь к Алексу.
— Она в разводе,— подмигнул Андрюша Стебликову.— Дочка. Двенадцать лет...
— Я служу в фирме “Ликон инкорпорейтед”... Занимаюсь рекламой компьютеров. Неплохо зарабатываю... Люблю путешествовать.
— Она рекламирует компьютеры,— перевел Андрюша.
— Ну-ка, ну-ка...— оживился Сергей Ильич.
Он пошарил рукою в кармане висевшего за его спиной пиджака и извлек визитку, которую протянул Барбаре.
— Объясни ей, кто я такой.
— Надо же. Я тоже программист,— удивился Стебликов.
— Где работаешь? — спросил старик.
— В ящике. Секретном,— сказал Стебликов.
— Сколько имеешь?
— Двести семьдесят.
Старик вытащил еще одну визитку, протянул Стебликову.
— Позвони. Нам программисты нужны. Системщики.
Барбара переводила взгляд со старика на Стебликова, не понимая — о чем они говорят.
— Мистер Погорельский,— указал на старика Андрюша,— является председателем кооперативного сообщества “Информатика-сервис”. Хочет открыть совместное предприятие...
— О, это интересно! — оживилась Барбара.
Стебликов внимательно изучал визитку старика.
— Может быть, вашу фирму заинтересует это предложение?
— Я передам это нашему президенту,— сказала Барбара.
— Она передаст президенту,— перевел Андрюша.
— Соединенных Штатов? — удивился Алекс.
— Нет, фирмы... А ваш друг, между прочим, программист. Работает с компьютерами,— несколько игриво обратился Андрюша к Барбаре, кивая на Стебликова.
— О-о... Должно быть, он много получает? — уважительно сказала она.
— Угу. Навалом,— кивнул Андрюша, зевая.
— К сожалению, моя визитка осталась в купе...— начала Барбара.
— Ничего, мы запишем,— Андрюша достал записную книжку и авторучку.— Продиктуйте, пожалуйста, адрес фирмы.
— Бостон. Рочестер-стрит, бокс “В”, 1752. Телефакс “Инди, 789-345”,— сказала она.— Барбара Мерфи.
— Барбара Мерфи,— повторил он.
Стебликов занервничал. Разговор пошел не по тому руслу. Так хорошо все началось! Он почувствовал, что трезвеет. Стебликов положил руку на плечо Барбары, как бы давая понять — кто истинный хозяин этой женщины. Она сразу отбросила деловитость, прильнула к нему. Алекс растроганно улыбнулся.
— Андрюш, покурить не хочешь? — со значением обратился старик к своему молодому другу.
— Я спать хочу,— сказал Андрюша.
— Пойдем, пойдем покурим... Вам полчаса хватит? — улыбаясь, обратился старик к Стебликову.
— На что? — растерялся тот.
— Но мы же понимаем... Женщина готова. Не смущайтесь, такое раз в жизни бывает... Все люди,— говорил старик, выпроваживая Андрюшу, который весьма неохотно покидал купе.
— Нет, но как же...— пролепетал Стебликов.
— А вы мне понравились, обязательно позвоните. У нас будете иметь втрое больше,— уже в дверях обернулся Сергей Ильич к Стебликову.
Барбара как бы дремала на плече Алекса.
— Желаю счастья! Гуд найт! — старик вышел в коридор и закрыл за собою дверь.
Барбара открыла один глаз, посмотрела снизу на Стебликова и вдруг рассмеялась. Стебликов, напротив, нахмурился. Она метнулась к выключателю, и синий ночной свет озарил купе.
Барбара обняла Стебликова, они вновь поцеловались, но Алекс был какой-то вялый. Завод кончился.
— Они уступили нам купе на всю ночь? — спросила она.
— Я не понимаю... Донт андерстенд.
— Они сейчас вернутся? — она знаками перевела себя.
— Через полчаса,— нехотя сказал он.— Половина часа.
— О’кей! — деловито сказала Барбара и принялась стягивать с себя одежду.
Алекс сидел нахохлившись.
— Ну что же ты, Алекс? У нас мало времени,— сказала она, притягивая его к себе и целуя.
Он поцеловал ее, стягивая с себя куртку. Она лихорадочно помогала ему, расстегивала пуговицы на рубашке, шепча:
— Ай лав ю... ай лав ю... Я хочу тебя, Алекс...
Он вдруг резко вскочил на ноги, начал застегивать пуговицы:
— Нет!
— Почему? — спросила она.
Барбара полулежала перед ним в синем свете ночника — обнаженная до пояса, в расстегнутой юбке. Он уселся на противоположную полку. Барбара остервенело дернула молнию на юбке — ту заклинило.
— Почему? Почему ты не хочешь? Я люблю тебя, ты так хорошо пел... Мы с тобой взрослые люди, мы имеем на это право...— говорила она чуть не плача.
Алекс схватился за голову.
— Я хочу тебя. Ай лав ю!.. Но я не могу. Понимаешь? Импоссибл!
— Почему? Ты болен?.. Неужели у тебя СПИД? — испугалась она.
— У меня ничего не получится. Потому что я — несвободный человек, понимаешь?! — закричал он.— Я боюсь! Я работаю в секретной конторе, у меня первый допуск. Тебе этого не понять. Мне с иностранцами вообще видеться нельзя! А трахаться — тем более! Я подписку давал... Господи, что я говорю!..
Он уселся рядом с нею, погладил по плечу.
— Барбара, милая... Прости меня. Но здесь — не могу. Чужая постель. Эти сейчас вернутся... Просто — не получится. Понимаешь?
Она непонимающе глядела на него, потом догадка озарила ее лицо.
— Я понимаю, у тебя семья. Ты любишь жену... Ты не можешь ей изменить. Я уважаю тебя за это... Но то, что мы хотели сделать, не повредит твоей жене... Ты по-прежнему будешь любить свою жену. Но у тебя останется память обо мне...
— При чем здесь “вайф”! — вскричал он, уловив знакомое слово.— Да, у меня есть “вайф”! Или ты хочешь стать моей “вайф”? Я не понимаю.
— Ты хороший муж, Алекс. Извини меня, я могла повредить твоей репутации,— сказала она, надевая лифчик и поворачиваясь к нему спиной.— Застегни, пожалуйста.
Он понял, застегнул.
— Дикость какая-то...— пробормотал Алекс.
— Я очень тебя хотела,— вздохнула она, одеваясь.
— Я и говорю: в следующий раз,— кивнул он.— Ты где остановишься в Питере?
— Я не понимаю.
— Вот хотел ин Ленингрэд? — сказал он.
— Отель “Ленинград”. Всего один один. Послезавтра у нас самолет на Нью-Йорк. Один день... Завтра,— повторила она.
— Уан дей? Туморроу? — задумался Алекс.— Трудная задача.
Она вдруг всполошилась, стала заглядывать ему в глаза.
— Алекс, но ты скажи мне правду? Может быть, у тебя все же СПИД? Ты должен предупредить меня. Я очень боюсь СПИДА.
— Что ты говоришь? — нахмурил он брови.— Рипит!
— СПИД, Алекс, СПИД!
— Эйдс? Что это такое? Ах, эйдс! Это же СПИД!.. У тебя СПИД?! — испугался он.
— Нет, у тебя,— указала она на него пальцем.
— У меня?! Ноу, Варя! У меня нет СПИДА! Упаси Господь!
— Хочешь, я пришлю приглашение тебе в Америку?
— Не понял. Рипит!
— Я... Тебя... В Америку... Приглашаю,- она подкрепляла слова энергичными жестами.
— Меня? В Америку?.. Нет, Варя, не получится.
— Почему?
— Я в секретной конторе работаю. Даже если уволюсь, десять лет — “невыездной”... Ну, как тебе объяснить? Милитари, понимаешь?
— Ты военный? — удивилась она.
— Ну, в некотором смысле. Подневольный. Не пустят меня в Америку. Ай донт кам ин Америка.
Теперь опечалилась Барбара.
— Хочешь, я пришлю тебе подарок? — она оглядела Алекса.— Что-нибудь из одежды?
— Презент? Не надо мне презентов. Как-нибудь перебьемся,— хмуро ответил он, но вдруг оживился.— А скажи, у тебя такие истории бывали? С мужиками?.. Ну, не с американцами?
— Я не понимаю.
— Ну, как бы это сказать?.. Лав... Ю лав виз форин мэн...
— Да... Однажды в Испании. Там тоже был отличный мужчина.
— Тореадор? Тореро? — с надеждой спросил Алекс.
— Нет, почему тореадор?.. Биржевой маклер.

Пока они так беседовали, гостеприимные хозяева купе, покуривая в тамбуре, предавались воспоминаниям на темы любви:
— ...Я ее очень любил,— рассказывал Сергей Ильич, пуская дым.— И знаешь, что интересно — нисколько нам не мешало то, что она по-русски не говорила, а я, естественно, по-китайски тоже ни слова. Изъяснялись жестами...
— А где это было? — спросил Андрюша.
— В Порт-Артуре, после войны... Там наша база была... Нет, что ни говорил, а иностранная женщина — особая женщина. тут, кроме любви, еще и национальная гордость. Честь Отечества не уронить!..
— А у меня шведка была...— признался Андрюша.
— Но про шведку выслушать не удалось, потому что распахнулась вагонная дверь, и в тамбур ввалился угрюмый и злой Николай. Он взглянул на курящих с некоторым подозрением: уж слишком поздний был час.
— Сигаретой не угостите? — спросил он.
— С удовольствием,— Сергей Ильич протянул ему пачку.
Андрюша поднес Николая зажигалку. В это время заскрипели тормоза, вагон качнулся и остановился.
— Что это? — спросил старик.
— Бологое,— взглянув в окно, ответил Андрюша.
— Ну вот. Теперь Алексея уже не высадят. Доедет до Ленинграда.
Николай насторожился, но ничего не сказал.
— Ну, пойдемте, что ли? — взглянув на часы, спросил Андрюша.
— Погоди, дай человеку насладиться. Он же затурканный, зачуханный инженер... Потом всю жизнь будет вспоминать эту Барбару. Любовь — она, понимаешь, непредвиденна!
— Где... они? — вдруг хрипло спросил Николай.
— Кто? — не понял старик.
— Эти... Алексей и Барбара. Я их ищу.
— А-а... Так это вы их гоняете по всему поезду? Так-так-так,— прищурился Сергей Ильич.— Знает службу... Пес цепной,— кивнул он на Николая, обращаясь к Андрюше.
— Но-но...— вскинулся Николай.
— Ты нас не пугай, чекист сраный,— внезапно ожесточился старик.— Я вашего брата в лагерях перевидал! А ну-ка, Андрюша, подсоби!
Старик щелкнул замком и распахнул дверь тамбура. Из двери вагона хлынул в тамбур морозный воздух. Сергей Ильич и Андрюша подхватили Николая под руки и, несмотря на его отчаянное сопротивление и крики, выкинули из вагона.
— Не сметь! Вы у меня ответите! — кричал Николай.
— Ничего... мы уже за все ответили...— пыхтел старик.
Дверь захлопнулась. И в ту же минуту тронулся поезд.
Николай заметался по перрону, как заяц, потом бросился куда-то вперед, пытаясь найти открытую дверь. Поезд проплывал мимо него. Двери были заперты. Наконец он увидел одну, где виднелась фигура проводника. Отчаянным усилием догнав эту последнюю дверь, Николай впрыгнул в тамбур.

Утром он сидел, еще более злой, чем ночью, в своем купе и списывал паспортные данные Алекса в свою записную книжку. Перед ним на столе стояла раскрытая сумка Алекса, лежала картонная коробка с вертолетом и шапка с шарфом. Пальто Алекса Николай держал на коленях.
Рядом с ним ожидал нарушителя бригадир поезда.
— А если не придет? — спросил бригадир.
— Куда он денется? Паспорт — вот он! — Николай кончил записывать, спрятал паспорт в карман сумки, застегнул молнию.
Распахнулась дверь купе, и на пороге возникла пышная фигура негритянки Джесси в яркой юбке.
— Прошу прощения,— сказала она.
— Что вы хотите? — спросил Николай.
— Я очень сожалею, но мне придется забрать кое-какие вещи,— заявила негритянка, направляясь к столику и забирая вещи Алекса.
— Зачем они вам? Это не ваше! — Николай схватился за сумку.
— Разве это ваши вещи?
— Нет, это вещи моего попутчика Алексея.
— Ваш попутчик Алекс попросил политического убежища! — огорошила его Джесси.
— Где?..— от неожиданности он спросил по-русски.
— В нашем купе! — гордо проговорила она, сорвала пальто Алекса с колен Николая и удалилась, покачивая пышными бедрами.

Поезд “Красная Стрела” подкатил к перрону Московского вокзала. Николай с портфелем первым выскочил на платформу, стал вглядываться в конец поезда, ожидая Алекса.
Наконец он его увидел. Алекса вели под руки — справа Джесси, слева — Барбара. Прыщавый американец нес следом сумку Алекса и вертолет. С победоносным видом эта процессия прошествовала мимо Николая.
Николай сплюнул.
— Никуда ты не денешься...— пробормотал он.
Внезапно проводница, стоявшая у дверей вагона, догнала Алекса и выросла перед ним.
— А платить кто будет?! — остановила она компанию.
— За что?! — искренне зумился Стебликов.
— За провоз... ну ты и фрукт! Знала бы, ни за что не взяла! Плати!
— Я же у вас не ехал,— попытался возразить он.
— А бегали за тобой полночи! Плати!
Алекс полез в карман, вынул два червонца.
— Четвертной! — потребовала проводница.
— Алекс, что она хочет? — спросила Барбара.
— Мани,— сказал Алекс.— Больше нету.
— Тьфу на тебя! — проводница спрятала червонцы в карман.— Учти, ты на крючке! Все про тебя известно.
— Как?..— упавшим голосом произнес он, но проводница уже исчезла в толпе.
Они пошли дальше, переговариваясь. Алекс оглядывался — нет ли погони. Но никто за ними не гнался.
У начала платформы, там где стояло табло с указателем поездов, Барбара остановилась.
— Алекс, стоп!
Он послушно встал под табло, взял у помощника сумку и вертолет. Барбара отошла на несколько шагов, вынула из сумочки маленький фотоаппарат и навела его на Алекса.
Он криво улыбнулся. Вспышка блица озарила его лицо. Барбара спрятала фотоаппарат.
— Гуд бай, Алекс!
— Гуд бай, Барбара!
Она чмокнула его в щеку и, повернувшись, пошла туда, куда шла основная часть группы — на стоянку с автобусами “Интуриста”. Алекс ждал, что она оглянется, все смотрел ей вслед — но Барбара не оглянулась.
Он вздохнул и пошел к метро.

Днем на работе Стебликов чувствовал себя совершенно разбитым. Слишком много переживаний выпало на прошедшую бессонную ночь. Он, как всегда, сидел за своим персональным компьютером в большом машинном зале своей конторы, где, кроме “персоналок”, стояли письменные столы и различные машинные устройства. На дисплеях светились картинки, числа, графики. Стебликов вяло тыкал пальцами в клавиатуру, вызывая на экран таблицы данных.
— Лешенька, что такой квелый? — поинтересовалась сидевшая за соседним дисплеем сослуживица Анна Николаевна, женщина лет сорока пяти.
— Не выспался, Анна Николаевна.
— Место плохое досталось в поезде?
— Нет, место хорошее было... — улыбнулся он.
— Так ты отпросись, пойди поспи. Я твои данные выведу. Где ж это видано — сразу с поезда на работу! Ты и дома не был?
— Нет,— помотал головой Стебликов.
— Ксюша, небось, волнуется...
— Я ей позвонил... Ксюше...— Стебликов ткнул пальцем в клавишу, экран погас.— Анна Николаевна, вы мужу когда-нибудь изменяли? — вдруг спросил он.
— Лешенька, ты сдурел, ей-богу! — рассмеялась она.— Да если бы даже изменяла — неужто сказала бы тебе? Это личное дело каждого. Интимное... А что случилось?
— Да вот я думаю, что у нас интимных дел не осталось. У нас все дела — общественные. Даже государственные!
— Да ну тебя! Темнишь ты что-то,— сказала Анна Николаевна.
Начальник отдела, сидевший в конце зала, поднялся со своего места и громко объявил:
— Обеденный перерыв — сорок пять минут. Пятнадцать минут — проветривание!
И включил радиоточку. Сотрудники послушно покинули свои места и дисциплинированно двинулись к выходу.
— Начинаем передачу “В рабочий полдень”,— донеслось из динамика.— Передаем старинные русские романсы в исполнении Галины Каревой”.
— Пойди, пойди, отпросись! А то он сейчас уйдет! — шепнула Анна Николаевна Стебликову.
— Господи, как надоело! Отпросись! Проветривание...— простонал Стебликов, роняя голову на клавиатуру компьютера.
И тут из динамика донеслось:

Не уезжай ты, мой голубчик,
Печально жить мне без тебя.
Дай на прощанье обещанье,
Что не забудешь ты меня.
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня!
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня!

Несколько секунд Стебликов слушал, не поднимая головы, но напрягшись всем телом. Затем порывисто вскочил и выбежал из отдела, провожаемый недоуменным взглядом Анны Николаевны.
Он бежал по этажам своего “ящика”, сопровождаемый романсом, звучащим у него в ушах — бежал к выходу, на свободу, спешил к любви, уплывшей от него прошлой ночью — и никто не в силах был его остановить...
Никто, кроме вахтера. Стебликов вбежал в проходную, точь-в-точь, когда оборвался романс. Знакомый вахтер Петр Алексеич дремал у турникета.
— Петр Алексеич, пропустите,— попросил Стебликов.
— Увольнительную давай,— сказал вахтер.
— Нету.
— Ты будто первый день работаешь! Без увольнительной не имею права!
— Ну, Петр Алексеич!
— И не проси. Мне выговор ни к чему.
Стебликов нашел в столовой начальника отдела, который дисциплинированно стоял в очереди с алюминиевым подносом в руках.
— Вячеслав Сергеич, простите... Вы меня не отпустите с обеда?
— А что такое?
— Мне надо...
— Вы плохо себя чувствуете?
— Ну... Можно сказать так,— замялся Стебликов.
— Ступайте в медсанчасть. Возьмите у них справку, потом пишите докладную. Вы же знаете порядок.
— Справку?! Докладную?! — вскричал Стебликов, внезапно пиная ногой подвернувшийся стул на железных ножках.— А если человеку нужно?! Уан дей, понимаете? Уан дей!! — тряс он указательным пальцем под носом начальника.
Но Вячеслав Сергеевич был невозмутим.
— Прекратите истерику. Не позорьте отдел,— негромко сказал он.
Стебликов обмяк и покинул столовую, провожаемый осуждающими взглядами.
Ему пришлось досидеть до конца рабочего дня. Когда весь отдел дружно собирался домой после звонка, Стебликов, помявшись, попросил сослуживицу:
— Анна Николаевна, у вас не найдется пятьдесят рублей? До получки.
Она внимательно на него посмотрела.
— В командировке, понимаете, все спустил...— добавил Алексей.
— На, возьми,— она дала ему деньги.— По глазам вижу — выпить захотелось!
— Как вы догадались, Анна Николаевна? — улыбнулся он.

Первым делом, выйдя из проходной, Стебликов позвонил своему старшему брату Василию, капитану второго ранга, работавшему в военно-морском училище.
Он опустил монетку в автомат, набрал номер.
— Будьте добры Стебликова Василия Петровича...— Алексей немного подождал, потом начал говорить: — Вася, привет!.. Да, вернулся, все о’кей... Слушай, давай встретимся, мне нужно тебе кое-что сказать... Нет, с мамой в порядке... И дома в порядке... Ну, встретимся, расскажу. История потрясающая!.. Давай через полчаса на Финляндском, у лысого...
Через полчаса Стебликов стоял у памятника Ленину на броневике близ Финляндского вокзала. Вскоре подошел его брат в форме Военно-морского флота. Брат был плотнее Стебликова, солиднее. На вид ему был лет сорок.
Они пожали друг другу руки.
— Ну, что у тебя? — спросил Василий.
— Не здесь же, Вася! Пойдем куда-нибудь, посидим...
— Меня Лидия ждет,— брат посмотрел на часы.
— Не надо песен! Ничего она не ждет... Не так часто с братом видишься. Пойдем!
— Куда? — сдался брат.
— Ну, пойдем в гостиницу “Ленинград”. В ресторан.
— Дороговато. Может, в шашлычную? — засомневался брат.
— Деньги есть. Я плачу,— заявил Алексей.
— Это что-то новенькое,— усмехнулся брат.
Они двинулись к гостинице “Ленинград” по набережной, вдоль замерзшей Невы, обмениваясь пока семейными новостями. Уже стемнело, зажглись фонари. Гостиница “Ленинград” выплывала из темноты, как огромный корабль со светящимися иллюминаторами.

В ресторане мэтр подвел их к столику, где уже сидели две лохматые юные девицы, потягивая через соломнку коктейль.
— Пожалуйста,— мэтр указал на стулья, положил меню.
Девицы едва заметно поморщились.
— Миш,— позвала одна из них мэтра.
Тот склонился к ней.
— Ты же обещал фиников,— обиженно произнесла она шепотом.
— Нету фиников. Бери что дают.
Она презрительно дернула плечом.
Брат Василий развернул меню, поглядывая на девиц. Они его сразу заинтересовали. Стебликов, напротив, не обратил на них ни малейшего внимания, ему не терпелось поскорее начать рассказ.
Подошел официант, вытянулся перед столиком со скучающим видом.
Брат вопросительно взглянул на Алексея.
— У тебя денег много?
— Как сказать... На двоих хватит,— Алексей метнул взгляд на девиц. Мол, не зарывайся.
— Значит, так. Бутылку водки, закусочку... На горячее — филе по-деревенски,— распорядился брат.
— Шампанского не желаете? — официант повел глазами в сторону девиц.
— Не желаем, Леха? — переспросил брат.
— Нет,— отрезал Алексей.
Девицы оскорбленно вздернули носики.
— Понимаешь, я такую женщину встретил...— горячо зашептал брату в ухо Алексей.
— Когда успел? — удивился брат.
— Сегодня ночью. Удивительная!.. Американка, между прочим.

У памятника Петру Первому на площади Декабристов падал снег. Медный всадник взлетал в вечернее питерское небо, освещаемый прожекторами. У памятника толпились американские туристы, фотографировались со вспышкой. Поодаль стоял красный “Икарус”.
Американцы потянулись к автобусу. Среди них была и Барбара в короткой лисьей шубке.
Николай ждал их у раскрытой двери автобуса, приглашая зайти.
Барбара прошла мимо него, окинув ироническим взглядом.
Она уселась в кресло у окна. Автобус тронулся.
— Мы проезжаем по площади, где в 1814 году произошло восстание декабристов,— говорила в микрофон женщина-экскурсовод.— Раньше она называлась Сенатской по имени Правительственного Сената... А сейчас вы видите знаменитый Исаакиевский собор, построенный архитектором Монферраном...
Барбара в окно не смотрела, она ушла в себя, вспоминая незамысловатый мотивчик русского романса, пока автобус мчался по заснеженному Ленинграду. Бубнила где-то далеко экскурсовод; Николай, сидевший на первом сиденье, бдительно всматривался в темноту, но Барбаре было не до того...
— Дамы и господа! Мы можем еще заехать посмотреть на Смольный монастырь... Или вы желаете вернуться в гостиницу? — спросила экскурсовод.
— В гостиницу! Я хочу в гостиницу,— встрепенулась Барбара.


В ресторане между тем Алексей заканчивал свой рассказ. Он разгорячился, вспоминая все перипетии прошедшей ночи, и уже не обращал внимания на девиц напротив, не понижая голоса. Девицы же, поняв, что братья не собираются их “снимать”, героически дотягивали свои коктейли и невольно слушали исповедь Алексея.
Водка была уже выпита на две трети, закуски съедены.
— До утра досидел у них в купе. Разговаривали. Знаешь, английский откуда-то взялся... Подкорка, видимо, работала,— говорил Алексей.
— Ну, а вещи свои? Пальто?
— Джесси принесла. Негритянка... Вот такая баба! — Алексей поднял вверх большой палец.— Веселая.
— М-да...— брат налил по рюмке.— Значит, так ничего и не было?
— Как — не было? — обиделся Алексей.— Знаешь, как она дрожала! “Ай лав ю” — говорит! Но не могу я в такой обстановке!
— Жаль, что не трахнул...— брат выпил.
— Да не в том дело...— пригорюнился Алексей.
— И в том тоже,— наставительно произнес Василий.
Девицы фыркнули. Братья взглянули на них.
— Куда ему — трахнуть! На себя посмотри! Штатницу захотел! — не выдержала она.— Врет он все!
— Почему?..— опешил Алексей.
— Потому что ты “совок”!
— Цыц, прошмондовки! — прикрикнул на них Василий.— Не вашего ума дело... А вообще, скажи спасибо, Леха, что тебя за жопу не взяли. Лопухнулся твой кагебешник.
— Но за что, Вася? — обиженно спросил Алексей.
— Есть за что,— жестко сказал брат.— Ты про это только никому не трепись. Не надо... Был