Александр Житинский "Старичок с Большой Пушкарской (13)
"

13. Погоня

Что же произошло? Откуда взялся трётль посреди белого дня во дворе тюрьмы на улице Каляева?

Чтобы ответить на эти вопросы, нам придется вернуться назад — к тому моменту, когда в прихожей Санькиной квартиры повалилось в обморок привидение Софья Романовна.

С привидением разобрались быстро. Через минуту оно пришло в себя и, хлопая глазами, осведомилось у ангела с чертенком, куда ей надлежит отбыть — в ад или в рай?

Ангелочек, паривший в воздухе, как бабочка, и чертенок, молча вращавший хвостом, дружно рассмеялись.

— Не вижу ничего смешного! — обиженно воскликнуло привидение.

— Следуйте за нами, — пропел ангелок серебряным голоском.

— Там разберемся, — добавил чертик.

Как ни была Санька взволнована происходящим, но про себя отметила, что эти фразы что-то ей напоминают. «Да это же милиционеры так говорят!» — вспомнила она. Санька выступила вперед и сказала:

— Нет, Софью Романовну мы вам так не отдадим! Я за нее отвечаю в отряде милосердия.

— И я! — пискнула Кроша.

— Ладно, — хмуро сказал чертик, — проведем тест. Только потом сами на себя пеняйте! Итак, если желаете определиться сразу, ответьте на один вопрос...

— Какой? — простонало привидение.

— Как вы сами считаете, чего достойны — ада или рая? — хитро улыбнулся ангелок.

— Конечно, рая! — уверенно заявило привидение. — Я в жизни мухи не обидела! Посещала собрания, всегда голосовала «за». Я блокаду, между прочим, пережила! Почище ада будет... Всегда правду говорила! Платила членские взносы!..

Ангелок поскучнел лицом, развернулся в воздухе и медленно полетел к двери:

— Здесь мне делать нечего, — на лету пожал он крылышками.

— Наш кадр, — кивнул чертик.

Привидение проводило ангела глазами, по щекам его покатились слезы. Оно вздохнуло и тихо сказало:

— А если честно, дети мои, то — дрянь я! Всю жизнь только для себя и жила... Хорошего человека, что сватался ко мне, обидела... Соседей все уму-разуму учила, надоела им до чертиков...

Чертик встрепенулся, выглянул на лестничную площадку и свистнул. Через секунду ангелок впорхнул обратно в квартиру.

— Интересно говорит, — кивнул на привидение чертик. — По-моему, это все же ваш кадр.

— Простите меня, дети мои! — воскликнуло привидение.

— Ну, это другое дело! — удовлетворенно проговорил ангел и скомандовал: — Вперед!

И привидение Софья Романовна оторвалось от пола.

Ангел взял его за руку, и они вместе вылетели из квартиры. Чертик побежал низом, на всякий случай не теряя их из виду: непростая попалась старушка!

Стоит ли удивляться, что мама тут же полезла в аптечку за валерианкой, а Санька поспешила выпроводить друзей и остаток вечера посвятила укреплению материалистического сознания мамы.

— Да... но как же... привидение... — бормотала мама, оглушенная валерианкой.

— Все по науке, астрал. Мне Захар объяснил, — говорила Санька.

Несколько дней после этого события у Саньки шла скрытая борьба с мамой. Они старались перехитрить друг друга. Имя Альшоля не произносилось, о нем как бы забыли, но Санька, в сущности, изобретала способы вызволить его из беды, а мама старалась отвлечь ее от этого занятия.

Мама уже поняла, что силой ничего не добьешься, поэтому она отложила поездку на дачу, в результате чего через день примчался обеспокоенный дедушка, и в доме наступил бедлам.

— Это все старуха, это самое! — перекрикивал дедушка телевизор.

— Не старуха, а старик, — шептала мама.

«Это все вы с вашим ментом!» — мстительно думала Санька.

Дедушка обругал всех и уехал. Мама принялась тянуть Саньку в Солнечное, говоря, что лето уходит, а они еще не купались.

Санька неожиданно покорилась. Перед отъездом она успела поручить Захару узнать, на какую стройку возят Альшоля. А на обратном пути из окна трамвая Санька увидела афишу, на которой бросались в глаза крупные буквы:«МЯВУШ».

— Мама, смотри! — Санька дернула маму за рукав.

Мама повернула голову, увидела, и губы ее плотно сомкнулись. Мама ничего не сказала. А папа позвонил на следующее утро. К счастью, мамы дома не было.

— Здравствуй, моя хорошая, — сказал папин голос. — Я в Ленинграде наконец.

— Я знаю. Вчера видела афишу, — чужим голосом сказала Санька.

— Правда? — обрадовался папа. — Я хочу тебя видеть, очень соскучился.

— Приходи к нам!

— Видишь ли... — замялся папа. — Давай лучше где-нибудь...

— Что вы с мамой, как дети! Ей-богу! — рассердилась Санька.

— Саша, вот вырастешь... — начал папа, но Санька его перебила:

— Я уже выросла.

Они назначили встречу на Каменном острове, на трамвайной остановке. Санька написала маме записку, что скоро придет, и уже открывала дверь, как вдруг позвонил Захар. Он сообщил трагическом голосом то, что ему удалось узнать: Альшоль заболел, лежит в тюремной больнице.

— Через три дня его отправят в Воронеж, — закончил Захар.

— А вот фиг им! — воскликнула Санька.

— Как же ты...

— Увидишь! — крикнула она, не зная еще, каким способом освободит Альшоля, но всем сердцем чувствуя, что по-иному быть не может.

Санька вышла из трамвая на Каменном острове и сразу увидела папу.

Он был в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в руках держал букетик цветов. Санька не видела папу три года — он поседел и немного располнел, точнее — он как-то оплыл, будто огарок свечи.

Папа засеменил к ней, пытаясь улыбаться, но улыбка выходила странная, похожая на плач. Санька быстрее, чтобы не видеть этого, ткнулась в папино плечо, а он обнял ее и целовал в голову, приговаривая:

— Вот ты какая стала! Совсем взрослая... Господи, как я рад...

Затем папа отступил на шаг и церемонно вручил Саньке букетик. Она смутилась, не зная, куда его деть.

— Ну что ты молчишь... Скажи что-нибудь! Ты меня не узнала?

— Узнала, — выдавила из себя Санька.

— Вот и прекрасно! Пойдем! — бодро воскликнул папа, и они отправились в глубь Каменного острова, по аллеям.

Папа говорил и говорил, смешно размахивая руками — настоящий клоун! — а Санька слушала его и удивлялась. Живой папа! Можно потрогать. Где же он был так долго?

— Что с тобой? — вдруг спросил папа, останавливаясь.

— А что? — спросила Санька.

— У тебя что-то не в порядке... Я же вижу.

— Все у меня в порядке, — нехотя ответила Санька.

— Что случилось? У тебя взгляд отсутствующий...

— Долго рассказывать, — сказала она.

— Ничего, время у нас есть, — папа потянул ее на скамейку, провел вдруг пустой ладонью по воздуху, и в его руке оказалась конфета. — Фокус-покус! — сказал папа.

Санька улыбнулась и развернула конфету.

Она не знала, с чего начать. Да и стоит ли рассказывать? Вдруг он тоже испугается, не так поймет...

— В общем, пропал один человек, — сказала Санька, и голос ее дрогнул.

Папа взглянул на нее внимательно и вдруг обнял, прижимая к себе.

— Девочка моя, ты влюбилась... Боже мой! Какое счастье!.. Вас разлучили? — строго спросил он.

— Угу, — кивнула она, жуя конфету.

— Так! Чем я могу помочь?

— Ничем.

— Так не бывает. Рассказывай!

И Санька принялась рассказывать. Сначала нехотя, со скрипом, не сразу подбирая слова, но потом разволновалась, стала размахивать руками, пока не дошла до последних событий: явки Альшоля в милицию и приговора суда.

— Сейчас он в тюрьме. В больнице. Через три дня его увезут в дом престарелых.

Папа вытащил сигарету, закурил.

— Ты мне не веришь? — спросила Санька.

— Как же я могу не верить? Глупая... Я думаю, как его оттуда извлечь, твоего Альшоля.

— Я уже думала... Вооруженное нападение на тюрьму отпадает. Оружия нет, да и некому. Подкоп — долго, а то бы я копала... Выкупить нельзя... Я хотела организовать побег со стройки, но там он уже не бывает...

— Так-так-так... — размышлял папа, пуская дым. — А трётль?

— Что трётль?

— К трётлю ты обращалась?

— Скрытники обращались. Но он же в обратном мире, папа! Как ты не понимаешь!

— Ничего это не значит. Ведь Альшоль научил скрытников проникать в прямой мир! Ты же сама говорила — этот, на митинге...

— Так то Альшоль... — вздохнула Санька.

— Где он, трётль? — спросил папа, поднимаясь со скамейки.

— Здесь недалеко.

Пока шли к Карповке, папа инструктировал Саньку:

— Просить должна ты. Только у тебя есть шанс. Не может быть, чтобы он не услышал!

Они пришли к монастырю, который возвышался над Карповкой массивной неподвижной громадой. В скверике, где они остановились, было полно мам и бабушек, гуляющих с детьми.

— Саша, давай, — шепнул папа.

— Трётль, ты меня слышишь? — пискнула Санька.

— Громче! — потребовал папа.

Санька оглянулась на мам и бабушек — крыша бы у них не поехала! Потом — была не была! — сложила ладони рупором, приставила ко рту и закричала что есть силы:

— Дорогой трётль! Это я, Санька! У меня пропал Альшоль! Я не могу без него жить! Помоги освободить его! Пожалуйста! Я тебя очень прошу!

— Мы тебя очень просим, трётль! — закричал папа. — Что тебе стоит?!

Мам и бабушек вместе с детьми будто ветром из сквера выдуло. Только монастырь не шевельнулся, не отозвался. Санька бессильно опустила руки.

— Я же люблю его, трётль... — прошептала она.

И тут они с папой почувствовали, как дрожит под ногами земля от могучего топота.

Они оглянулись. Со стороны Песочной набережной, прямо по трамвайным путям, приближалось к ним что-то огромное, мохнатое и решительное. Оно шло на двух ногах, громко сопя и подныривая под тросы растяжек трамвайных проводов. От него шарахались в стороны прохожие и автомобили.

— Трётль... — прошептала Санька.

Действительно это был трётль — не такой огромный, как монастырь, но вполне внушительный. Он подошел к скверику и изрек сверху басом:

— Кто меня звал?

— Мы, — сказала Санька. — Нужно освободить Альшоля.

— Это я знаю, отец дал поручение, — трётль указал на монастырь. — Дорогу покажете?

Он усадил Саньку с папой себе на плечо и зашагал вдоль Карповки к Кировскому проспекту. Папа и Санька подсказывали ему на ухо дорогу.

Переполох, конечно, возник изрядный. Милиционеры свистели, краснея от натуги, автомобили сигналили... Мальчишки бежали за трётлем. А тот шел себе крупными шагами, и мостовая под ним гудела.

Дальше начался штурм тюрьмы, завершившийся полной победой трётля.

Когда Санька увидела Альшоля в тюремном окне, она не сразу его и узнала — постриженный наголо, с клочком бороды, похудевший, с жалким беспомощным взглядом... У Саньки слезы навернулись на глаза. Она даже выстрелы не слышала.



...По Литейному проспекту, обрывая широкой грудью трамвайные и троллейбусные провода, мчался прыжками могучий трётль, похожий на гигантскую обезьяну с зелеными глазами. За ним бежали милиционеры, все более отставая. Из улицы Салтыкова-Щедрина вынырнула пожарная машина и устремилась вдогонку. К ней присоединилась милицейская машина с мигалками.

— Куда бежать? — спросил трётль.

— Дуй по Фонтанке! На Московский проспект, — скомандовал папа.

Трётль свернул на улицу Пестеля и вскоре оказался на набережной. Преследователи не отставали. Их становилось все больше. Все новые и новые машины с мигалками выныривали отовсюду. Одна попыталась перегородить дорогу в районе улицы Белинского, но трётль перешагнул через нее, пошел дальше. Однако у Аничкова моста стоял уже громадный крытый фургон, в каких возят мебель. Он был трётлю по пояс, но на крыше фургона выстроились милиционеры в шлемах, бронежилетах и с металлическими щитами. Если перелезать через них — можно кого-нибудь зашибить.

— Эх, была не была! — сказал трётль. — Держитесь крепче!

И он, перешагнув через парапет, ухнул в Фонтанку. Взметнулась волна, выплеснувшись на обе набережные, а трётль, вынырнув на поверхность вместе с мокрыми, вцепившимися ему в загривок беглецами, поплыл по Фонтанке брассом в сторону Московского проспекта.

Толпились у парапета люди, указывая на трётля пальцами, верещали милицейские машины...

— Поймают... — прошептал Альшоль.

— Пожалуй, — согласился папа, — от них не скроешься.

И тут вдруг в небе потемнело. Огромная туча нависла над городом, и из нее вдруг упал такой небывалой силы ливень, что всех зевак с набережной смыло в подворотни. Захлебнулись сирены милицейских машин. В двух шагах ничего не стало видно: дождь падал стеной!

Но странно — вокруг плывущего по реке трётля было пространство, куда не попадала ни одна капля. Дождь будто оберегал трётля от погони! И тут в шуме падающей воды послышался тихий, ласковый голос:

— Я с вами... Я с вами, друзья...

— Билинда! — воскликнул Альшоль. — Спасибо, друг!

Да, это был дождь с планеты Фассия, он услышал зов друга и прилетел сюда, чтобы упасть с небес и защитить Альшоля. Упасть и навсегда исчезнуть в мутных водах Фонтанки, в канализационных люках огромного города.

Трётль, охраняемый дождем, вылез на берег у Обуховского моста и устремился по Московскому проспекту к парку Победы. Вокруг гремела и бурлила вода, но маленький пятачок вокруг трётля был от дождя чист. Он перемещался вместе с беглецами, точно луч прожектора, направленного на землю с небес.

Так они добрались до цирка-шапито — большого брезентового купола напротив парка Победы.

— В слоновник! — скомандовал папа, указывая трётлю путь.

Трётль повернул направо и оказался у ворот. Папа Мявуш спрыгнул на землю и открыл ворота. Наконец-то беглецы оказались в безопасности — в просторной вольере, где за решетками сидели дрессированные львы, а в загоне раскачивали хоботами слоны.

— Приехали, — сказал трётль, ссаживая на землю Альшоля с Санькой.

< Назад | Далее >