Александр Житинский "Старичок с Большой Пушкарской (14)
"

Автор | Александр Житинский |
Изд-во | Геликон Плюс |
14. Представление продолжается!
А вечером состоялось первое выступление клоуна Мявуша перед ленинградской публикой.
Санька и Альшоль сушили свою одежду у папы в гримерной, нарядившись пока в клоунские костюмы: Альшоль надел костюм Пьеро, а Саньке папа раздобыл костюм Коломбины. Они рассматривали себя в большое зеркало и хохотали. Потом Санька принялась звонить друзьям, приглашая их на представление.
Захар и Кроша, узнав о чудесном освобождении Альшоля, с радостью приняли приглашение. Санька договорилась о встрече у служебного входа и, вздохнув, набрала номер мамы.
— Мама, это я, — сказала она виновато.
— Саша, ну что это такое! Опять пропала! Я пришла, вся мокрая, этот ужасный дождь, никогда такого не было. А тебя нет!
— Мама, я — в цирке, — сказала Санька.
Мама сразу все поняла. Возникла гнетущая пауза.
— Приходи вечером. Мы приглашаем... с папой... — сказала Санька.
— Нет, я не могу, — твердо сказала мама.
— С папой и Альшолем. Он тоже здесь, — сказала Санька.
— Ах, вот как! Значит, вы все в сговоре против меня! — запальчиво воскликнула мама.
— Мы не в сговоре. Мы в дружбе... Вместе с тобой, — сказала Санька. — Я тебя жду в семь часов у служебного входа. Цирк-шапито у парка Победы.
Санька повесила трубку.
— Не придет, — сказал папа.
— Придет, — сказал Альшоль. — Спорим?
А трётль-младший тоже сушил свою шкуру. В слоновнике. Трётль оказался часовней с Каменного острова. На предложение Альшоля отправиться назад, в оборотный мир, он ответил категорическим отказом.
Вечером Санька у служебного входа встречала гостей. В руках у нее были три контрамарки в директорскую ложу. Она успела погладить свое высохшее платье, но когда взялась за зеленую хламиду Альшоля, папа сказал:
— Пускай остается в костюме Пьеро. Для конспирации.
Он выдал Альшолю парик — длинные волнистые волосы с буклями. Получился старенький Пьеро с куцей бородкой. Альшоль оглядел себя, вздохнул и отправился в ложу. А папа Мявуш уселся гримироваться.
Захар и Кроша явились возбужденные, им не терпелось взглянуть на Альшоля. Санька выдала им контрамарки, отправила в ложу, а сама осталась ждать маму. Она волновалась — до начала представления оставалось всего пять минут.
Мама появилась ровно в половине восьмого, когда прозвенел третий звонок.
— Я пришла сказать тебе, — ледяным голосом начала мама, — что ты должна...
— Мамочка, представление начинается! — взмолилась Санька.
— Я не пойду туда. Он предал нас, — сказала мама.
— Мама, он больше не будет! И потом — мы вместе спасли Альшоля, — Санька потянула маму за руку.
— Не хочу видеть. Ни его, ни твоего Альшоля!
Санька сунула ей контрамарку.
— Как хочешь. Только знай: я люблю тебя. Я люблю Мявуша. Я люблю Альшоля. Я не хочу больше искоренять зло. Я буду просто любить! — И Санька ушла, оставив маму с контрамаркой в руке.
Представление началось!
Зрители сначала поглядывали вверх, в директорскую ложу, удивлялись старенькому Пьеро, сидевшему в компании двух девочек и мальчишки в очках. Но вскоре они забыли о них, потому что на арену выскочили гимнасты и принялись прыгать с турника на турник.
Мявуш вышел сразу после гимнастов. Он был в мешковатом костюме и больших растоптанных башмаках. Его седые волосы были всклокочены, торчали в разные стороны. Нос напоминал картошку.
Мявуш повис на турнике, как тряпка, но вдруг напружинился и сделал круговой оборот, потом еще — и перелетел на другой турник, который уже уносили униформисты. Так они и унесли за кулисы турник с Мявушем, а он вращался на нем и что-то кричал.
Дальше Мявуш появлялся после каждого номера и делал то же, что делали до него артисты, только смешнее. Он ходил по канату, растопырив руки, жонглировал мячами, показывал фокусы.
А во втором отделении вошел в клетку со львами! Львы зарычали, но Мявуш вскочил верхом на одного из них и прокатился по арене, в то время как дрессировщик, в ужасе обхватив голову руками, убежал за кулисы. Однако лев не съел Мявуша, хотя и был недоволен.
Альшоль хохотал, как ребенок.
Увели львов, разобрали клетку, и Мявуш, выйдя на середину арены, объявил:
— А сейчас будет сюрприз! Клоун Альшоль с дрессированным трётлем!
— Что он говорит? — испугался Альшоль.
Между тем на арене ползком появился трётль: во весь рост ему было не пройти. Но в центре арены трётль выпрямился и поманил Альшоля пальцем.
— Прошу вас, маэстро! — Мявуш тоже обратился к директорской ложе.
Тогда Альшоль перепрыгнул через ограждение и пошел вниз, на арену, улыбаясь и высоко неся правую руку со свободно свисающим белым шелковым рукавом.
Публика бешено зааплодировала.
Когда Альшоль вышел на арену и повернулся лицом к директорской ложе, Саньке показалось, что борода у Альшоля исчезла, морщины разгладились, а глаза зажглись молодым блеском.
Перед зрителями предстал юный Пьеро с голубыми глазами — настоящий артист, чистый исландец.
Санька обмерла. Неужели искусство так преображает?!
А трётль уже поднял Альшоля на ладони почти под самый купол цирка! Лилась бравурная музыка, сверкали улыбки, гремели аплодисменты. Только папа Мявуш, присев на мягкий плюшевый бордюр арены, смахивал с ресниц клоунскую, а может, и настоящую слезу...
Санька оглянулась. За мягкими складками портьеры директорской ложи стояла мама и не отрываясь смотрела на арену.
— Представление продолжается! — громовым голосом рявкнул трётль, подкидывая Альшоля под купол, точно игрушку.
Альшоль сделал двойное сальто и мягко упал в широкие ладони трётля.