А. Житинский "Заключение"

Заключение, написанное двадцать лет спустя

Я заканчиваю свои записки с чувством глубокого удовлетворения. Как и все советские люди, я не лишен некоторых недостатков, и постарался по воз­можности честно о них написать. Весь наш народ и его вооруженные силы вряд ли прочтут мою исповедь. Да им и не надо.

Как оказалось, снять маску дурачка так же трудно, как избавиться от употребительных слово­сочетаний.

Все эти маленькие и большие истории случились, как вы поняли, до исторического материализма. Точ­нее, как раз наоборот. Когда исторический материа­лизм был официальной религией.

А потом все кончилось, и я не знаю — радоваться этому или огорчаться.

Конечно, "у нас была великая эпоха", как выра­зился один писатель. А мы были ее маленькими деть­ми. Детство всегда вспоминаешь с нежностью. Даже когда тебя обижали взрослые дяди.

Теперь другие взрослые дяди говорят, что эпоха была поганой. И вроде как ее не было вовсе. Тогда прошу считать мои записки свидетельскими показа­ниями ребенка об эпохе, его воспитавшей.

А насчет удовлетворения — оно у меня все же средней глубины. Я не знаю, добился ли я своей цели. А цель состояла в том, чтобы написать о себе, не стараясь показаться хорошим. По-моему, я все-таки старался. Все-таки я себя оправдывал... Как сказал один юморист — проблема положительного героя лег­ко решается, если сочинение автобиографично. А оно у меня именно таково. Мне не хотелось бы внушать вам отвращение.

Я еще исправлюсь, если смогу.
Но похоже, уже не смогу.

Новые времена вызывают во мне все, что угодно, кроме улыбки. Если свобода так мрачна, я предпочи­таю несвободу, которая умеет смеяться. Мне кажет­ся   что смех — это и есть свобода.

Вам, наверное, интересно, что сталось с основны­ми героями этой книги по прошествии двадцати лет.

Мой бывший шеф Виктор Игнатьевич Барсов живет и работает в Штатах. Саша Рыбаков немно­го поиграл в политику в эпоху перестройки, но сейчас разочаровался в демократии и работает там же, уже доцентом.

Mux-Mux представительствует в какой-то фир­ме в Австрии, а Чемогуров ушел на пенсию и ремонти­рует компьютеры и физические приборы, чтобы под­работать. Профессор Юрий Тимофеевич умер.

Славка Крылов давно приехал из Кутырьмы с семьей и сейчас возглавляет ту кафедру, которую мы кончали. Сметанин разъезжает на "мерседесе", куп­ленном на торговлю "сникерсами" и "баунти". А Ге­ний сперва стал звездой эстрады средней величины, но сейчас уже непопулярен.

Амбал Яша сторожит аптеку, а Леша возглавля­ет фирму по торговле недвижимостью. Наши девуш­ки все повыходили замуж, кроме Барабыкиной. А Тата родила дочку и развелась. Сейчас она пропаган­дирует "хербалайф". Барабыкина вступила в партию Жириновского и организовала в институте первич­ную организацию, в которую входят семь человек, в том числе и престарелый уже Лисоцкий.

Дядя Федя давно на пенсии, но попивает с преж­ним воодушевлением. Главное, непонятно, где деньги берет. Впрочем, сейчас многое непонятно. Однажды встретил дядю Федю на толчке. Он занимался рус­ским народным творчеством — торговлей с рук. Про­давал стеклянных лебедей. Мы с ним выпили пива и повспоминали кое-что и кое-кого. Он, как всегда, не унывал ни капли и никого не ругал. По-моему, он Божий человек.

Паша Черемухин попрежнему работает в Боль­шом доме, но стал еще демократичнее, если судить по его высказываниям в прессе. И чином постарше, чуть ли не полковник.

Старика Дарова давно уже нет в живых, а Вален­тин Эдуардович Севро руководит телекомпанией в Москве. Тоже демократ.

Зато Василий Фомич как был бескорыстным слу­жителем науки, так и остался. Он-таки изобрел вечный двигатель и производит небольшие партии своего изобретения для нужд сельского хозяйства. Его вечные двигатели стоят на мельницах и перемалыва­ют зерно.

Генерал Михаил Ильич, как ни странно, жив и здоров. Возглавляет Совет ветеранов и борется с правительством. Его тоже часто показывают по телевизору в рядах непримиримой оппозиции. Участ­ник всех путчей — прошлых и, должно быть, буду­щих.

Теперь настало время сказать о той, которая не имеет имени в этой книжке, а зовется просто "жена". Она навсегда осталась в моей прошлой жизни не только участницей всех историй, но и их первой читательницей. Поэтому эта книга посвящается ей, хотя она уже и не жена мне. Так случилось.

Я же давно забыл, что такое физика, потому что после поездки в Бризанию жизнь моя изобразила рез­кий зигзаг и выкинула такой фортель, которого ни­кто не ожидал. И это для меня гораздо важнее, чем все общественные потрясения, потому что я предпо­читаю оставаться частным, а не общественным лицом.

Может быть, я еще напишу об этом.